— Ну, ничего страшного, ничего страшного! — подхватил Дювошель.
— О, как больно! — запричитал крестьянин, желая подчеркнуть ужасной гримасой серьезность полученной раны.
— Так кто же из нас оказался столь неловким и навредил этому малому?
— Скажите, вы стреляли? — спросил меня Максимон.
— Да, стрелял, как и все!
— Ну вот и ответ на вопрос! — резюмировал Дювошель.
— Вы такой же неловкий охотник, как и Наполеон Первый, — заметил Понклуэ, ненавидевший империю.
— Я?! Я?! — от возмущения у меня перехватило дыхание.
— Это могли быть только вы, и никто другой, — сурово сказал Бретиньо.
— Безусловно, этот господин очень опасен! — подчеркнул Матифа. — Коль вы новичок, то благоразумнее было бы отказаться от приглашения поохотиться, даже если оно исходило от друга.
Я понял: раненого единодушно отнесли на мой счет. Ничего не оставалось, как покориться судьбе и предложить мужественному крестьянину десять франков.
— Ну как, получше? — спросил я.
— О-ля-ля! — ответил он, раздувая на сей раз левую щеку. Никаких сомнений, во рту у него был орех.
— Нет! Нет! На первый раз достаточно одной щеки. — И я поспешил удалиться.
Пока происходили расчеты с хитрым пикардийцем, остальные ушли вперед, давая понять, что трудно чувствовать себя в безопасности рядом с таким неумехой. Даже Друг Бретиньо сторонился меня, будто колдуна с дурным глазом.
Вскоре все скрылись в небольшом лесу, что начинался слева. Правду сказать, я не очень злился на своих «друзей». Бог им судья.
Но что же делать мне одному в центре бескрайней равнины? Угораздило же ввязаться в историю, вместо того чтобы спокойно писать в кабинете, читать или просто валять дурака. Я шел прогулочным шагом без всякой цели, отдавая предпочтение протоптанным дорожкам, близ возделанных земель, отдыхал по десять минут, потом брел дальше. На расстоянии пяти километров не видно было ни единого домика, ни одной колокольни. Настоящая пустыня! Время от времени встречался только столб с надписью: «Охотничий заказник». Ничего себе заказник! Дичью и не пахнет!
Итак, я все шел и шел, мечтая, философствуя, закинув ружье за спину, еле волоча ноги. По-моему, солнце не очень спешило к горизонту. Не новый ли Иисус[212] против всяких законов космографии, остановил его в обычном беге по небу? Закончится ли когда-нибудь этот изнурительный день, именуемый открытием охотничьего сезона?
Но конец есть всему, даже бескрайним полям. Вдали показался лес, пересекающий долину. Не торопясь, я подошел к опушке. Где-то очень далеко раздавались выстрелы, напоминающие фейерверк 14 июля[213].
— Ну и разошлись, — подумал я. — Эдак никакой дичи не останется к следующему сезону!
ebooksa