Агентство Томпсон и К°: Роман. Рассказы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да, сэр, Сан-Мигель,— сурово отрезал барон, показывая на черное пятно на горизонте между «Муравьями» и Санта-Марией.

Капитан взял подзорную трубу.

— Если это Сан-Мигель,— сказал он иронически,— то Сан-Мигель с паровым двигателем, так как он дымит.

И капитан поднялся на свой мостик. А разъяренный барон принялся перебирать в уме самые страшные планы мести.

Слова Гамильтона, как бы они ни воспринимались капитаном, были все же справедливы. Но морскому волку не следовало об этом говорить. Он и сам хорошо знал, что скорость упала с двенадцати узлов[87] до восьми.

Капитан позвал старшего механика Бишопа. И тот не сказал ему ничего обнадеживающего. С самого начала отплытия Бишоп тщетно раздувал огонь в котле: давление не увеличивалось. Причиной, очевидно, было плохое качество угля, загруженного в Орте. Английские запасы кончились, пришлось перейти на новую партию угля, и результаты сказались немедленно.

Механик ничего больше добавить не мог, и капитан его ни о чем больше не спросил. Разумные люди не бьются головой о стену, желая невозможного. Поскольку корабль не мог делать более восьми узлов, то именно с этой скоростью и пришлось идти. В Мадейру, таким образом, «Симью» прибудет с опозданием на двадцать четыре часа. Для особого беспокойства как будто причины не было: барометр показывал нормальное давление.

Но настроение у капитана все же испортилось. Хорошее расположение духа ненадолго вернулось к нему за обеденным столом, где он сидел, как обычно, напротив Томпсона. Но, поднявшись на мостик, Пип увидел ту же точку, на которую указал сэр Гамильтон, и обретенное равновесие снова было нарушено. Точка маячила прямо по курсу следования «Симью», и эта навязчивость наводила на тревожные мысли.

Не послало ли правительство Сан-Мигеля за ними погоню? Однако это мог быть и пароход, совершающий регулярные рейсы между Азорами и Мадейрой. Ответ на этот вопрос даст только время.

Заботы капитана не были известны пассажирам верхней палубы. Там не наблюдалось привычного многолюдия. Сильное волнение моря поубавило число любителей прогулок. Немногочисленные пассажиры стояли, держась за поручни, чтобы сохранить равновесие.

Сэр Гамильтон подставлял ветру и морю лицо, словно исхлестанное пощечинами. Ни за что на свете не обратился бы он сейчас ни к одному живому существу. Его чувства адресовались только природе. Оскорбленный барон вновь и вновь возвращался к утренней сцене. А в это время мисс Маргарет Гамильтон под наблюдением матери разговаривала с Тиггом. Недомогание дочерей почтенного бакалейщика ненадолго вернуло ему свободу. Гамильтон слушал их разговор молча. Он был очень одинок. Ах, если бы дон Игину находился рядом! Но португалец лежал в своей каюте, измученный морской болезнью, и Гамильтон с горечью чувствовал, что покинут всеми.

Очень ли омрачало настроение барона его близких? Наверное, очень, если судить по их сочувственным лицам.

Долли была чем-то занята, и Элис Линдсей, оставшаяся одна, села на свое любимое место на корме. Держась за поручни, она рассеянно смотрела на море. Весь ее вид выдавал печаль, камнем лежавшую на сердце.

В десяти шагах от нее неподвижно застыл Джек. Было видно, что в нем происходит сложная внутренняя борьба.

После длительного размышления Джек, по-видимому, принял решение. Он медленно подошел к своей невестке и сел рядом.

Погруженная в мысли, Элис не заметила присутствия своего сумрачного спутника.

— Элис...— Прошептал Джек.

Элис вздрогнула и подняла на деверя отсутствующий взгляд.

— Элис,— продолжал Джек,— мне бы хотелось серьезно с вами поговорить. Сейчас подходящий момент, палуба совсем пуста.

— Я слушаю вас, Джек,— доброжелательно ответила Элис, удивленная таким торжественным началом.