— Знаю.
— Тебе известно также, что в нем указаны пути передвижения войск, согласованные с целью остановить нашествие?
— Да, Ваше Высочество, но эти передвижения не удались.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что Ишим, Омск, Томск — если говорить лишь о главных городах той и другой Сибири — один за другим захвачены солдатами Феофар-хана.
— Но сражения были? Наши казаки сталкивались с татарами?
— Не раз, Ваше Высочество.
— Но были отброшены?
— У них не хватало сил.
— Где произошли стычки, о которых ты говоришь?
— В Колывани, в Томске…
До этого Иван Огарев говорил только правду; однако, желая раздуть успехи войск эмира, чтобы подорвать дух защитников Иркутска, он добавил:
— И в третий раз перед Красноярском.
— И в этой последней стычке?… — спросил Великий князь, сжав губы так, что слова проходили с трудом.
— Это была более чем стычка, Ваше Высочество, — ответил Иван Огарев, — это была битва.
— Битва?
— Двадцать тысяч русских, прибывших из приграничных уездов и Тобольской губернии, сошлись со ста пятьюдесятью тысячами татар и, несмотря на проявленную храбрость, были уничтожены.
— Ты лжешь! — вскричал Великий князь, безуспешно пытавшийся сдержать свой гнев.
— Я говорю правду, Ваше Высочество, — холодно ответил Иван Огарев. — Я присутствовал при этой битве под Красноярском, как раз там я и попал в плен!
Великий князь успокоился и знаком дал Ивану Огареву понять, что не сомневается в его правдивости.