Тем временем день 15 сентября закончился благополучно. Следующий день, 16 сентября, тоже не оправдал опасений, высказанных Штенгером. Мы даже не слыхали ночью стрельбы со стороны Аргоны. Может быть, союзники не знали, что проход Лакруа-о-Буа свободен? Во всяком случае, поскольку его узость препятствует прохождению войсковой колонны с ее фургонами и экипажами, они, конечно, прежде попытаются овладеть проходами Гран-Пре или Дезилет. Так что мы снова обрели надежду. Кстати, отдых и хороший уход уже принесли ощутимую пользу госпоже Келлер. Отважная женщина! Ей могли изменить физические силы, но только не энергия духа!
Проклятая судьба! 16 сентября после полудня в деревне стали появляться какие-то подозрительные личности — из тех курощупов, которые всегда являются пошарить в курятниках. Что среди них есть и воры, было несомненно. Но никакого труда не составляло заметить, что принадлежат они к германскому племени и что большинство занимается шпионажем.
К нашему великому огорчению, господину Жану, из опасения быть узнанным, надлежало скрыться. Так как это могло показаться подозрительным семейству Штенгеров, я уже почти решился все рассказать им, когда, а это было в пять часов вечера, домой прибежал Ганс, крича: «Австрийцы! Австрийцы!»
Действительно, несколько тысяч человек в белых мундирах, в киверах с металлическими бляхами и двуглавыми орлами (так называемых «kaiserlicks»[245]) шли через ущелье Лакруа-о-Буа, следуя по нему от деревни Бу. Несомненно, это лазутчики сообщили им, что путь свободен. Кто знает, может, и само вторжение неприятеля произойдет в этом месте?
Услышав крики Ганса Штенгера, господин Жан вошел в комнату, где лежала его мать.
Я так и вижу его перед собой. Он стоял у очага. И ждал… Чего он ждал?.. Чтобы всякий путь к побегу был отрезан?.. Но если он станет пленником австрийцев, пруссаки вполне смогут потребовать его выдачи, а для него это означало бы смерть!..
Госпожа Келлер приподнялась на постели.
— Жан, — промолвила она, — беги… беги сию же минуту!
— Без тебя, мама?
— Да, я так хочу!
— Бегите, Жан, — сказала барышня Марта. — Ваша мать — это и моя тоже!.. Мы не покинем ее!
— Марта!
— Да, я тоже так хочу!
Ему оставалось только подчиниться воле обеих женщин. А шум на улице усиливался. Голова колонны уже рассыпалась по деревне. Скоро австрийцы займут и дом Ганса Штенгера.
Господин Жан обнял мать, в последний раз поцеловал невесту и исчез.
И тут я услышал, что госпожа Келлер шепчет:
— Мой сын! Мой сын!.. Один… в краю, которого совсем не знает… Наталис…
— Наталис!.. — просяще повторила и барышня Марта, показывая мне глазами на дверь.
Я понял, чего ждут от меня эти несчастные женщины.
— Прощайте! — воскликнул я. И через минуту я уже был за деревней.