Он отбил кованый меч Глеба, замахнулся было еще раз своим литым мечом, но был поражен в живот резким рубящим движением слева направо. Следующим движением Глеб расколол голову поднимающемуся Рагнару.
В бой вступил Ижберн, крайне раздосадованный, что вот так, походя, были сражены сразу два его заместителя. Молниеносными и сокрушительными ударами печенежского кистеня с гирей на кожаном ремне, от которой Глеб еле успевал уворачиваться, византийский аколуф разбил в щепки деревянный щит и загнал князя обратно в хижину.
— Зажгите факелы!!! — крикнул военачальник, и этого мига Глебу хватило, чтобы скрыться за толстой дубовой дверью.
Ижберн безрезультатно бросился всем телом на запертую дверь и приказал подручному:
— Дай мне топор!
Ему принесли большую секиру на длинной рукояти, и он принялся крушить дубовые доски. В это время варанги с криками ожесточения начали поджигать факелами соломенную крышу хижины. Старая, подмокшая, поросшая мхом солома никак не разгоралась.
Вдруг ставни жилища открылись и из узких окошек, словно из бойниц, стали вылетать разящие стрелы. Это сорокалетний монах Хильдибрандр вспомнил свой юношеский навык. Факельщики, пораженные стрелами, один за другим валились с ног как подкошенные.
Дверь никак не поддавалась Ижберну, она вела в полуземлянку, и земляной ход к ней не давал хорошенько размахнуться.
— Жгите все!!! — заорал разъяренный аколуф.
Наконец соломенная крыша занялась. Изнутри ее обливала водой Анна.
— Как думаешь, — спросил Глеб у монаха, тоже взявшись за лук, — Гудрун удалось уйти?
— Продолжай сражаться, — ответил Хильдибрандр. — Если они добрались до холмов, мы победили!
С крыши начали падать большие ошметки горящей соломы. Помещение заволокло дымом. Дверь все еще выдерживала удары, но кованые петли на проржавевших гвоздях уже расшатались в своих пазах.
Анна заметила предсмертный ужас в глазах своего младшего сына.
— Не робей, сын мой, — сказала она князю. — Нет! Ты прожил короткую жизнь, сынок, но твое имя русские будут помнить всегда.
Пристально сквозь дым посмотрела она на свою последнюю надежду вернуться на императорский трон, в Константинополь. Глеб сызнова надел свой остроконечный шлем, закрывающий все лицо. Монах и цесарица пали на колени в молитве, обращенной к Богородице. Сверху на обороняющихся уже падали поперечные перекладины горящей крыши.
Дверь не выдержала и рухнула под ноги Глеба, за ней внутрь заскочил с топором их княжеский повар.
— Торчин?! — удивленно воскликнул Глеб. — Так это ты помог нас выследить?!
В этот момент горящая балка выбила из его рук меч.
— Я-а-а-а-а!!! — закричал Торчин и всадил топор в грудь своего князя.