— Вы не адвокат! — заявил вдруг «самородок». — Я хочу поговорить со следователем, который ведет наше дело, — он потянулся к телефону.
— Я и не говорил, что адвокат, — усмехнулся Полковник. — Я сказал, если помнишь, «представитель потерпевших». А следователь внизу сидит, в машине. Вот только это уже другой следователь. Вас, уж извини, теперь подозревают в пособничестве боевикам, поэтому дело передано в антитеррористический комитет… — оценив, какое впечатление произвели его слова, Полковник сменил тон на более дружелюбный. — Глупость, конечно, случилась. Это ясно. Подрались бы вы с такими же лопухами, как вы сами, заплатили бы денег служивым людям — и гуляй дальше. Но что случилось, то случилось, фарш назад не провернешь. И машина уже закрутилась. И это уже совсем другая история.
— Кто вы такой? Что вам надо? — Борис, кажется, сам не заметил, как сжал кулаки.
«Надо же, — оценил Полковник, — только сейчас. А то все держался, ни лишнего слова, ни жеста себе не позволял. Пора…»
Он чуть нагнулся, так что глаза их оказались совсем близко.
— Брата хочешь спасти?
— Дурацкий вопрос.
— Тогда единственное, как ты можешь остановить запущенную машину, — это стать ее частью. Если мы задним числом оформим тебя на службу…
— И что это меняет?
— Это меняет угол, под которым рассматривается ситуация. Ты превращаешься в коллегу пострадавших сотрудников. И вместо особо тяжкого уголовного дела все ограничивается служебным расследованием. В результате которого выясняется, что в ходе подготовки к задержанию связника были допущены ошибки — брата приняли за тебя. А он не понял, что происходит, ввязался в драку. Связник ушел, сотрудник ранен. История печальная, но… в общем и целом довольно обыденная.
— Ваши сотрудники на такие операции всегда с ножами ходят? — Борис пытался выиграть время, чувствуя, что дело совсем не в ресторанной драке. Только в чем?
— Оставь это нашим дознавателям — и нож, и камеры наблюдения, и все остальное.
— А если я соглашусь? Ну… превратиться в коллегу. Что дальше?
— Ну как что? Продолжишь дальше служить. Верой и правдой.
Борис прищурился — нехорошо, зло, даже презрительно.
— Это что, вербовка?
— Слушай, парень, тебе шашечки или ехать? Какая разница, как что называется? Я сейчас не из-за собственных шкурных интересов с тобой разговариваю, а из-за государственных. Точнее, из-за тех ни о чем не подозревающих граждан, чьи жизни мы должны защищать, потому что служба такая. И еще не каждому она, такая, по плечу. Ты вполне можешь отказаться. Тогда у меня не будет стимула спасать тебя от ответственности. Тем более брата твоего. Он получит по полной, Строгановка отодвинется в туманную даль, если вообще не исчезнет как вероятность. Ну а ты, дружок, в армию. И — с таким послужным списком — вряд ли в элитное подразделение.
— У меня белый билет, — буркнул Борис, подумав: знает. Все он, этот «представитель», знает. Вон как смотрит. И говорит — точно гвозди забивает. Недаром у отца, когда про «них» рассказывал, даже руки тряслись. Теперь вот и мой черед…
— Твой белый билет, — хмыкнул Полковник, — получен твоим братом. Военкоматских людей вы вокруг пальца обвели, это точно. Пока что они не в курсе ваших шалостей. Пока что. Но ведь могут и узнать. Боюсь, никто не любит, когда его за нос водят. И даже если повезет не попасть под статью о мошенничестве с целью уклонения от призыва, даже в этом случае перспективы невеселые. Брат твой так или иначе отправляется за решетку, а ты — и это в лучшем случае — ближайшие десять лет, пока двадцать восемь не стукнет, прячешься от военкома. Переходишь, иными словами, на нелегальное положение. Десять лет — это немало. Даже встречаясь тайком со своей прекрасной Еленой, будешь прислушиваться к каждому шороху за дверью, от каждого телефонного звонка вздрагивать. Тебе кажется, что я слишком сгущаю краски?
Полковник понимал, что чересчур нажимать не стоит, даже вредно: парень и сам уже понял, какой расклад, и если перестараться, можно сломать. Черт его знает, на что он может тогда пойти. Выдержка выдержкой, но и темперамент у него ого-го. Тем более чувствует, что дело совсем не случайное. М-да. Отработали с близнецами коряво, что есть, то есть. Не то чтоб совсем серьезно накосячили, но некоторые детали… кто ж знал, что парнишка такой глазастый и вдобавок такой догадливый? Впрочем, догадливость — одно, а доказательства — совсем другое. Кому он будет доказывать, что их с братом подставили? Господу богу и соседу по камере? Ну, или по казарме…