Слепень

XI

Он смотрел на снующих по перрону Новороссийска пассажиров и вновь возвращался к недавним событиям.

О том, что надо бежать, он понял сегодня, когда увидел, как из бетонной могилы вызволяли тело его жертвы — профессора Поссе. А ведь как всё прекрасно складывалось! После смерти сводного брата, заболевшего тяжёлой формой чахотки, немалая часть облигаций Общества Армавир-Туапсинской железной дороги, согласно духовному завещанию последнего, перешла к нему. И первая серьёзная выплата процентов по облигациям за прошедший год должна была состояться пятнадцатого июня. «Всего через пол-апреля, май и половину июня, то есть через два месяца, моя жизнь должна была измениться до неузнаваемости, и я покинул бы этот неумытый городишко с покосившимися заборами Полтавской улицы, вечными вымоинами Казачьей, свалками мусора на Тенгинской и бесконечными грязными кабаками на Екатерининской, — мысленно рассуждал он. — Для начала я бы женился, а потом купил бы себе уже не облигации, а пакет акций Общества Армавир-Туапсинской железной дороги и переехал бы с молодой женой в меблированные комнаты на Невском проспекте. А позже, к сентябрю, когда закончилась бы постройка южного мола и волнолома, а на месте нынешнего пассажирского порта появилась бы пристань с двумя складами и железнодорожными путями, мои акции поднялись бы в цене как минимум раза в два. В декабре года вышел бы новый отчёт общества, и ценные бумаги вновь бы поднялись в цене процентов на тридцать-сорок. Хороший гешефт! Разве это не достойная награда человеку, годами сносившему унижения от своего старшего сводного братца? Иногда казалось, что уже не вытерпеть, но Господь смилостивился и вразумил больного передать мне часть облигаций. А сколько пришлось умолять, просить, стоя на коленях перед ложем умирающего, и клясться, что после смерти его жена и дети не останутся без родственного присмотра? Поверил. Часть облигаций отписал, но деньги на счетах, недвижимость и остальные ценные бумаги оставил жене и детям. Справедливо? Нет! Но даже и этим вполне скромным мечтам не суждено было бы сбыться, если бы чокнутый профессор передал газетчикам расчёты, из которых явствовало, что постройка нового порта ведётся из негодных материалов. По его словам, в строительстве допущена чудовищная ошибка и через два года мол начнёт рассыпаться и уходить под воду. А потом и пристань. Узнай об этом заёмщики — всё, крах! Облигации бы обесценились, а там и до банкротства недалеко. И прощай, мечта. Прощай, молодая жена и комнаты на главной столичной улице. Слава Создателю, что Поссе проговорился. Убедить его выбраться вечером на мол якобы для того, чтобы привести доводы на месте, труда не составило. Нет, я не пачкал руки злодейством и не брал грех на душу. Смертоубийство совершил другой. Для этого пришлось расстаться со ста рублями. Сумма двухмесячного жалованья… В последний момент, обречённо глядя на волны, профессор почувствовал неладное и сказал, что оставил у нотариуса три письма, которые в случае его смерти должны будут отосланы в три газеты: одно — в “Туапсинские отклики”, другое — в “Черноморскую газету” Новороссийска, а третье — в санкт-петербургские “Биржевые ведомости”. Но деньги были заплачены, и саван смерти уже висел над его головой. Потому и пришлось придумывать весь этот цирк с “молочником”, свечами, летучей мышью и абажуром. Но зря. Оказалось, что профессор блефовал. Никаких писем никому не оставлял. А метрдотеля совсем не жалко. Жаден оказался братец и глуп. Да и Кузьме давно пора было сгинуть. Рвань каторжная. Заплечных дел мастер. Как таких супостатов только земля носит? А с Ардашевым справиться не смог. Слабак. Надобно было порешить ставропольского гостя ещё в первый вечер, как только он появился. Этого я не додумал. Жаль, что моя поездка в Новороссийск для отправления телеграммы якобы от имени Поссе и срочное возвращение обратно оказались бесполезными. Одно радует — выигрыш в лотерею. Пятьдесят тысяч — сумма немалая. Сумел-таки профессор разгадать тайну “счастливых чисел”, сумел! Масоны бились, розенкрейцеры ломали копья, но всё напрасно, а у него получилось. Жаль, формулу не удалось найти. Остался лишь выигрышный билетик. Правда, пришлось попотеть, прежде чем его отыскал. Это ж надо было додуматься вставить крохотную бумажку в альбом для фотокарточек!.. Только вот с очками неувязка вышла. Мои пропали. Неужто профессор по ошибке забрал мои, а я его? Это могло произойти только в последний вечер, когда он в своём кабинете мне формулы писал про коррозию металла и разрушение бетона. Точно помню, что я доставал очки. И он… А потом я уговорил его поехать на мол. К нам подошёл Кузьма. Профессор заподозрил неладное и стал говорить про нотариуса, письма, газеты, но было поздно… Кузьма ударил его по голове молотком, потом обыскал бездыханное тело и сказал, что, кроме очков, ничего нет. И я поверил. Футляры! Вот в чём беда! Они у нас одинаковые… А когда Кузьма опустил труп и включил бетонный шланг, профессор вдруг ожил. Я был не в силах на это смотреть и отвернулся… Скорей бы поезд тронулся».

— Добрый день, Африкан Ростиславович! А мы вам очочки ваши привезли. Насилу успели. Как же вы без них-то в столицу собрались? — усмехнулся пристав и протянул очки. — Ваши?

— Пров Нилович? Клим Пантелеевич? Здравствуйте! Простите, не пойму, о чём вы, господа. О каких очках идёт речь? Это розыгрыш? Мои вот, — Бельский вынул из внутреннего кармана чехол и раскрыл его: в нём лежали очки.

— Всё правильно. Эти тоже ваши, — объяснил Ардашев. — Только вы их купили в начале мая, потому что старые тогда ещё живой профессор по рассеянности сунул в свой карман в день предстоящего убийства, то есть двадцать третьего апреля. Чехлы у вас были одинаковые, вот он и перепутал. Вы этого сразу не заметили, а когда хватились, было поздно: труп уже залили бетоном и блок опустился на дно. Вам ничего не оставалось, как вновь обратиться к своему офтальмологу, чтобы он заказал вам новые очки. Вы их получили, но не сразу, а только через некоторое время, которое понадобилось для заказа столь редких линз. Дело в том, что, как объяснил доктор Фонберг, вы страдаете редкой формой глазного заболевания — смешанным астигматизмом. Данный дефект компенсируется очками с цилиндрическими линзами, имеющими не только различную кривизну по горизонтали и вертикали, но и определённый градус. Такие линзы весьма необычны, их непросто подобрать, и привыкание к ним занимает определённое время. Чаще всего, чтобы получить нормальную переносимость коррекции, приходится жертвовать остротой зрения. И каждый раз при выборе новых очков необходимо посещать офтальмолога и проводить тщательное исследование. По словам доктора Фонберга, из всего двадцатипятитысячного населения города только два человека носят линзы с подобными характеристиками кривизны.

— Помилуйте, господа, но это же полнейшая чушь! Фонберг не единственный офтальмолог и не может знать всех пациентов, страдающих этим недугом.

— Не спорю, — согласился пристав. — Но мы посетили всех окулистов города, включая и тех, кто работает в четырёх больницах: городской, окружной, больнице Черноморской железной дороги и Армавир-Туапсинской. Никто из них, кроме доктора Фонберга, не встречал в Туапсе пациентов с астигматизмом. Кстати, мы даже успели опросить второго больного, страдающего этой редкой болезнью. Им оказался директор Варваринского училища садоводства и виноделия Леонид Петрович Рыбкин. Последний раз он менял очки пять лет назад, — выговорил Добраго и, щёлкнув крышкой карманных часов, сказал: — Поезд вот-вот отправится. Извольте освободить купе и пройти с нами в комнату жандармского офицера.

— Для чего?

— Для задержания, личного обыска и допроса, сударь. Прошу.

Бельский повиновался. Его трясло от волнения, и он, точно сомнамбула, брёл за полицейским.

…Письмоводитель сидел на стуле в одном исподнем. Корешок лотерейного билета был найден зашитым в воротнике сорочки. Отмеченные цифры совпали с теми, что указал профессор в письме, отправленном Ардашеву из Санкт-Петербурга седьмого апреля.

Пристав заканчивал заполнять протокол задержания.

XII

Ардашев сидел с женой за столиком ресторана у самого моря. Вино было выпито, и душа профессора Поссе помянута. Теперь, после отпевания и похорон, она витала где-то в другом измерении, недоступном для человеческого разума. А здесь, на грешной земле, всё было по-прежнему: кричали чайки, волны пересчитывали камешки у самого берега и вдали виднелся пароход. Из его белой трубы дымной ниткой вверх тянулся чёрный след, пачкавший горизонт. До начала Великой войны оставалось всего два месяца.

Примечания

1

Пассаж (фр.) — крытая галерея для пешеходов, соединяющая две улицы, на которых помещаются различные магазины (Словотолкователь под редакцией С.Н. Алексеева, М., 1898. — Прим. авт.).

2

Десять рублей (прим. авт.).