— Здесь вы можете видеть, джентльмены, крайне удачное изображение бога Анубиса. Голова у него точь-в-точь как у тех шакалов, которых, пристрелил на прошлой неделе.
Трое арабов — рабочие начали выламывать камни из замурованной двери, которая вела в самый склеп. Тёмная дыра разверзлась перед нашими взорами. Я покосился на своего друга Наиб эффенди. Он стоял неподвижно, со своим соколиным профилем, в своей феске и своем старом сюртуке, в котором он походил на полковника в отставке. Ничего-то не вычитаешь в этих точных физиономиях, ровным счётом ничего! Мисс Сэди оперлась на ответившую ей благодарным пожатием руку юного Уайта, но взгляд ее бессознательно следил за небрежной, но беспорной грацией драгомана Махоммеда.
Наконец, м-р Хоткинс провозгласил громогласное: Come along, и переступил через кучу щебня во внутренность похоронного склепа.
— «All right, в мире усопший, действительно, находится здесь», констатировал он. «Господа фотографы, приготовьтесь».
Вспыхнуло четыре мощных ацетиленовых прожектора, и поверх бледных, полных ожидания, лиц лэди Мильфорд, генерала Тернера и др., мы увидели: внутри камеры широкоплечий и массивный стоял м-р Хоткинс. Торжественно развернул он усеянное звездами знамя. Кино-аппараты принялись усердно работать.
М-р Хоткинс в гордом величии поднял свое звездное знамя.
— Во имя Соединенных Штатов и науки.
И в этот же момент три араба подняли из только что открытого саркофага мумию в ее позолоченном ящике со скарабеем на груди, над руками, скрещенными, словно два крыла. И лицом к лицу оказались Мясной Король из Чикаго и пресловутый Луксорский Рамзес XVII со своим позолоченным ликом, и со своей слегка презрительной улыбкой тысячелетней мудрости! И в то время как жужжали кино-аппараты, мы все увидели ясно, поверх бандажей, герметически окутывавших мумию — видимо наклеенный каким-то старательным железнодорожником при последнем запоздавшем рейсе с экспрессом Александрия-Луксор несколько дней тому назад — огненно-красный плакат:
ОПЫТ
Человек медленно шел, с трудом передвигая ноги. Невыразимая усталость овладела всем его существом. Словно кто-то невидимый, неумолимый, страшной тяжестью давил на его плечи, пригибая к земле тело. Больное сердце билось неровно, с трудом выталкивая кровь, го стучало быстро, сильными ударами, болью отзывавшимися в голове, словно по ней били острыми молоточками, то замирало, как двигатель, в котором на исходе бензин. Ноги человека дрожали так, что он вынужден был, сделав еще два — три неверных, колеблющихся шага, прислониться к стене. От непреодолимой слабости кружилась голова и подгибались колени… Четвертые сутки он ничего не ел. Голод, терзавший его первое время, теперь как будто утих, и пустой желудок лишь изредка давал о себе знать мучительными спазмами.
В сыром воздухе чувствовалась близость дождя. Холодный, порывистый ветер гнал по небу свинцовые тучи, гудел между иззябшими, наполовину оголенными, деревьями городского парка, устилая аллеи сухими, шуршащими листьями, невидимыми пальцами касался телеграфных проволок, беря на них, как на струнах исполинской арфы, мрачные аккорды, яростно трепал полы поношенного летнего пальто прохожего и, забираясь за воротник и в рукава, заставлял все тело его болезненно съеживаться. Стемнело. Надвинувшаяся на город со всех сторон тьма неслышно ползла от окраин к центру, погружая в сырую мглу, одну за другою, улицы, до того ярко освещенные и полные народа. Погасли залитые светом витрины магазинов и переливающиеся огнями вывески. Лишь кое-где горели газовые фонари и колеблющиеся зеленоватые язычки пламени, почти задуваемого ветром, заставляли плясать тени на стенах домов и на мостовой. Усталый за день человеческий муравейник постепенно затихал. Замирало уличное движение, временно оживившееся с окончанием спектаклей в театрах и других зрелищ. Холодная октябрьская ночь, безлюдная и унылая, пришла на смену полной шума и движения дневной сутолоке большого города.
Около прохожего, ярким квадратом вырисовываясь на темном фасаде огромного дома, светилось окно магазина. «
— Что вам угодно?
Хорошенькая продавщица с утомленным лицом и припухлыми глазами, улыбаясь любезной, заученной улыбкой, оглядела вошедшего с ног до головы, ожидая его ответа. Прохожий собрался было попросить на хлеб, но остатки прошлого, впитанные им с молоком матери взгляды и жизненные принципы, вступили в яростную борьбу с инстинктом самосохранения, мешая готовой вырваться у него мольбе о помощи слететь с посиневших, дрожащих губ. Есть, есть во что-бы то ни стало, жевать, запуская зубы в теплое, сочное мясо… грызть кости… Все тело его напряглось в одном желании, одна лишь мысль судорожно билась в усталом мозгу. Есть!
— Магазин сейчас закрывается. Вам отпускают? — повторила вопрос продавщица.
Прохожий решился и, пошатываясь, подошел к прилавку.
— Вот, кажется, что нам нужно, — произнес за спиной прохожего чей-то голос металлического тембра и кто-то положил руку ему на плечо. Прохожий оглянулся и взгляд его встретился с тяжелым, пристальным взглядом устремленных на него холодных, зеленовато-серых глаз среднего роста человека лет сорока — сорока-пяти с выдающимся, почти квадратным подбородком и тонкими, плотно сжатыми губами на бледном, гладко выбритом лине. — Не поможете-ли вы нам, мне и профессору, — говоривший кивнул в сторону своего спутника — высокого старика с умным, привлекательным лицом, обрамленным седой бородой, — донести до дому наши покупки? Он указал жестом на различные свертки, которые приказчик осторожно укладывал в стоящую перед ними довольно большую корзинку. Прохожий перевел взгляд с незнакомца на корзину и отчаяние промелькнуло в его впалых глазах: он так слаб, что вряд-ли смог-бы это сделать.
ebooksa