— Чорт носит их по ночам, не знают дороги, а лезут, — сердито шептал он.
Постояв немного и, озябну в, он вернулся в дом.
— Ну что? — быстро спросила жена.
— Пароход просит помощи, насел, знать, на банку, — отвечал смотритель, не глядя на нее, и принялся наливать себе шестой стакан чая.
Жена удивленно на него взглянула.
— Что-же ты? — спросила она после некоторого молчания.
— А что?
— Не едешь?
— Куда?
— Народ тонет, спасения просит, а ты спрашиваешь куда? — рассердилась она. — Осерчал от злости, знать, на всех…
— Народ тонет, так и я должен погибать, да? — сдерживая гнев, спрашивал смотритель. — Так выходит по-твоему? В этакую волну-то? На маячном дырявом карбасе? Эх, ты?.. Недаром сказано, что у бабы волос-то… да! — злобно усмехнулся он.
— Да ведь не на пароход ты поедешь, а на станцию, дать сообщение туда. Ведь за островом и взводня-то нет, — проговорила женщина.
— За островом нет, а дальше есть. И не в свои дела не лезь, — злобно крикнул он, глаза его сверкнули, и скулы заходили.
— Сказал: не поеду и не поеду, и больше ни слова!
Прошло с час времени. Оба мрачные и серьезные сидели молча.
Выстрелы становились все чаще и долетали отчетливее. Он в сотый раз перечитывал весь искомканный и грязный, допотопный лист какой-то газеты. При каждом выстреле он как-то ежился, кусал губы и делался угрюмее.
Жена его, низко склонясь, что-то вязала.
. . .
Вдруг страшная мысль, от которой она вздрогнула и похолодела, пронеслась у нее в голове.
— Дмитрий! — быстро и тревожно окликнула она мужа.