Он был приподнят. Ему даже странно было чувствовать себя таким. Ведь у него не было никакого желания курить!
Ах, он никогда не забудет этот участливый взгляд жены тогда, и потом, — как она вяло и небрежно взяла папироску и закурила ее, держа по-женски, между кончиками вытянутых пальцев. Волна дыма достигла Лысаковского, и он втянул немного в рот. Вкус был приятный, только еле заметный. Должно быть, очень захотелось курить, и его будто осенила мысль: ведь уже сегодня можно начать курить по одной папиросе…
Он строго огляделся и вспомнил, что бросил курить только 20-го числа. На минуту выдвинулось «удержись», но он почувствовал в нем что-то чужое, даже враждебное и не дал перейти ему выше порога сознания.
Гнилыми пальцами он потянулся за папиросой, — он мог бы поклясться, без всякого желания! — и зажег ее.
Можно ли по настоящему заглянуть в самые глубинные тайники души и мысли? Лысаковский в точности знал тогда схему происходившего. На самый ничтожный момент, но он видел, как прервалась даже линия окольного пути, когда он держал зажженную спичку у рта (черт. № 11).
Будто укрывшись от самого себя, он шел к цели. Как просто: впечатление, желание и поступок, все эти три акта даже не разделены заметным интервалом. — Выстрел! Да, настоящий выстрел: курок спущен, порох воспламенился, и пуля летит… И он уже распластался в жалкий паралеллограмм и раздумчивым взглядом видел, как поганой гадюкой, избитой и расслабленной, наползала равнодействующая на вектор страсти — через минуту они превратятся в одну линию, — как тает вектор воли, как постепенно он превращается в незаметный — аппендикс!.. — и как за его счет удлиняется чертеж номер двенадцатый:
— Нет, мой способ бросать негодный, — сухо и деловито сказал он жене после того, как выкуривал третью папиросу сряду. Есть более хороший способ одного известного профессора. Он заключается в том, чтобы прежде всего приучиться выкуривать свое обычное количество папирос в строго определенные часы. Потом постепенно нужно от постоянных, например, 30-ти, перейти к 29, 28 и т. д., наконец, к одной после обеда, и, в результате, к полному отказу от курения. Имеется даже таблица, по которой от каждой следующей папиросы следует отказываться все с большими промежутками времени. Весь курс продолжается около трех месяцев… Неправда-ли, остроумно? Надо будет бросить по этому способу…
НОВООБРАЩЕННЫЙ
Мистер Пэрнип взял под руку вновь записавшегося члена и шел, нежно прильнув к нему. Мистер Биллинг, широкое лицо которого сияло сознанием добродетели, с большим удовлетворением внимал похвалам, которые расточал его друг.
— Ведь, это такой пример для других, — говорил тот. — После того как мы залучили вас, остальные пойдут, как бараны. Вы будете ярким светочем среди мрака.
— Что хорошо для меня, должно бы быть хорошо и для них, — скромно заметил м-р Биллинг. — Пусть только кто-нибудь осмелится…
— Т-с! т-с! — остановил его м-р Пэрнип, приподнимая шляпу и вытирая свою благодушную лысину.
— Забыл, — спохватился тот с невольным вздохом. — Драться мне больше нельзя. Ну, а если кто-нибудь звезданет меня?
— Подставьте ему другую щеку. — ответил м-р Пэрнип. — Они уже не посмеют ударить; и увидев вас, улыбающегося…
— После оплеухи?
— После оплеухи, — подтвердил тот: — они почувствуют такой стыд, что им будет гораздо больнее, чем если бы вы ударили их.
— Будем надеяться, — сказал новообращенный: — хотя это несуразно как-то. Я умею садануть любого человека, как говорится, увесисто. Не то, чтобы я был такого злого нрава, вовсе нет; пожалуй, горяч. И в конце концов хорошая затрещина спасает от труда разводить словесные доводы.
ebooksa