8 лет без кокоса

— И ты прости…

Я шла по берегу в сторону «Лайта». Свежий морской ветер бил в лицо. Я ни разу не обернулась, хотя еще несколько минут чувствовала, как Демон смотрит мне вслед. Впереди показался чей-то парус. Похоже, сегодня снова будет серфовая погода…

VII Не сезон

— Анна-на! Да что ж ты творишь, на! Ну один человек всего на «луже», и ты его нахлобучить умудряешься! — разорялся Енот. Я училась у него кататься на кайте, и вот уже две недели как мое утро начиналось с бодрых инструкторских матюгов. Енот орал совершенно справедливо — спот был пуст, кроме нас здесь занимался только один кайтер. И вот его-то я и накрыла парусом. Случайно, разумеется.

В отличие от Средиземноморья, в Египте летом — не сезон. Большинство людей убеждено, что в июне-июле здесь слишком жарко. Отчасти это и вправду так — в иные дни температура воздуха зашкаливает за сорок градусов.

Особенно тяжело приходится тем локалам, кто в этот момент оказывается в Каире — здесь летом вообще невыносимо. Даже местные жители до девяти вечера носа на улицу не высовывают без особой необходимости. Но вот на побережье совсем другая картина. Жара здесь та же самая, но сильный ветер, постоянно дующий с моря, создает эффект кондиционера. Тем не менее, большинство туристов и спортсменов предпочитают приезжать в Дахаб все-таки ближе к осени. И в первые два месяца лета отели, дайв- и серф-центры пустуют без клиентов. Большинство локалов, связанных со спортивной и туристической индустрией, уезжают на это время в отпуска.

В Дахабе, конечно, скучно не бывает. Но все-таки как-то непривычно не обнаружить вечером в кафе ни одного знакомого лица. На серф-станциях в Лагуне, где обычно с раннего утра уже не было свободных досок в прокате, а море и небо покрывались цветными пятнами парусов и кайтов, сейчас царило затишье. Лишь изредка на пляж выбредал какой-нибудь одинокий инструктор, с унылым видом и бутылкой пива.

С ухом у меня по-прежнему были проблемы, оно болело после каждого погружения. И я вместо дайвинга пока что развлекалась кайт-серфингом. Развлекался по-своему и Енот, у которого я одно время была вообще единственным учеником.

Кайт оказался гораздо более сложным делом, чем можно было бы подумать, глядя на лихие прыжки и трюки опытных спортсменов. Первые несколько дней уходят только на то, чтобы научиться крутить руками на берегу «пилотажку», маленький воздушный змей. Потом тебя пристегивают уже к большому «змею», пока без доски. Крутить настоящий кайт тяжело просто физически, это не только вопрос координации, тут нужны хорошо разработанные спина и руки. Когда инструктор сочтет, что ты более-менее способен справиться с кайтом, начинается «боди-драг». То есть кайт таскает тебя на пузе по воде, а ты еще и умудряешься при этом руками задавать ему нужное направление. Скорость у тебя при этом, если ветер более-менее нормальный, как у маленького паровоза. Самым сложным, по крайней мере, для меня, был последний этап — освоение доски. Тут нужно совместить «неприятное с бесполезным» — верхнюю часть тела, которую «змей» тянет в одном направлении, и нижнюю, которая вместе с прикрепленной к ногам доской уплывает совершенно в другую сторону. При этом еще необходимо уследить за многими вещами. За тем, в какую сторону ты движешься. За стропами, чтобы, не дай Бог, не отрезать себе пальцы. За тем, чтобы не накрыть своим парусом других кайтеров или не столкнуться с ними. Но зато тот день, когда я, наконец, проехала свои первые пять метров, стал одним из самых незабываемых. Столько адреналина, сколько получаешь, катаясь на кайте, по-моему, не дает ни один другой спорт. Эти ощущения компенсируют все остальное — и синяки, и ободранные ноги, и порванные шорты, и острые ракушки, извлекаемые из всех мест после очередного падения.

Собственно, кроме кайта, попыток фридайвинга и периодических вылазок с рюкзаком и спальником в Блю Лагун и в окрестные горы делать как-то было совсем нечего. Тишина уже давно звал прокатиться в соседнюю Иорданию, куда из Табы ходил паром. Несколько раз дело даже доходило до фразы: «Ну все, завтра с утра едем за билетами!». Но в последний момент Алекса отвлекали какие-то важные дела, и поездка откладывалась вновь и вновь.

— А ты на горе Моисея была? — спросил как-то Енот. Точно, ни разу ведь не была. Хотя до нее от Дахаба не так уж и далеко. — У меня новый клиент, хочет съездить. Может, составишь ему компанию? Он нормальный парень, вдвоем все как-то веселее… — предложил Серега.

Веселье начиналось в полночь — из-за жары восхождения были ночными. Около двух часов пути на машине от Дахаба, час из которых заняло стояние на КПП, где проверяли документы — и вот мы на месте сбора экскурсионной группы. Самостоятельные восхождения, без гида, здесь запрещены. Отчасти из меркантильных соображений. Но основная причина все же в том, что в этих местах может быть действительно опасно. Недавний печальный случай с российским туристом, отбившимся от группы и сорвавшимся в пропасть — лишнее тому подтверждение.

Мы, наконец, добрались до монастыря Святой Екатерины, который находится у подножья горы, и отыскали свою группу. Нам повезло — было полнолуние, и горы заливал ровный свет. Предположительно, где-то здесь Моисею были вручены каменные скрижали с десятью заповедями. А теперь пусть проклянут меня гиды и Министерство по туризму Египта, но я все-таки это скажу: точное местонахождение горы Синай неизвестно. Возможно, это та самая вершина в две с лишним тысячи метров, куда еженощно отправляется караван туристов и паломников, чтобы встретить рассвет и получить отпущение грехов. Возможно. А может, библейские события происходили на соседней горе. Или вообще, на горе за километр отсюда. Но, по сути, важно не это, а другое: здесь отпадают всякие сомнения на предмет того, происходили ли эти события вообще. Когда видишь вековые горы, помнящие рождение Земли, и уводящую вверх ленту дороги, которая светится под луной белым мерцающим сиянием, то вдруг отчетливо понимаешь: БЫЛО. Во время восхождения впадаешь в какое-то медитативное состояние, из которого тебя не может выбить ничто. Даже тот факт, что вместе с тобой на гору ломится гигантская толпища народу, а на пятки тебе периодически наступают толстые афроамериканские паломники. Оборачиваешься и в первый момент видишь только их белые балахоны и широкие улыбки. Потом раздается раскатистое «Sorry!». В любом другом месте ситуация, когда в кромешной тьме тебе в затылок дышат запыхавшиеся черные люди, вызвала бы приступ паники и ассоциации с кошмарным сном. Но только не здесь.

Чем выше поднимаешься, тем более интересную и вычурную форму принимают горы. Как-то само вспоминается, что раньше эти места были океанским дном. Глядя на нетронутый временем пейзаж, так и ждешь, что вот-вот из-за ближайшей скалы вылезет какой-нибудь доисторический зверь вроде динозавра. Вылезает же, как правило, все тот же афроамериканский паломник, который ходил туда пописать. И это сразу возвращает тебя назад, так сказать, в будущее…

На протяжении всего пути нас преследовали верблюды. Идет себе человек где-то на двух тысячах метров, устал уже порядочно, и тут, аки джинн из бутылки, ему наперерез выскакивает деловой мужик в галобее и орет дурным голосом: «Хочешь вэрблюдь?» И гора Моисея периодически оглашается осатенелыми воплями «Не хочу верблюд!!!» на всех языках мира. Потому что, во-первых, на святую гору надо подниматься все-таки своими ногами. А во-вторых, на протяжении всего пути мы видели перекошенные лица тех несчастных, которые соблазнились предложением бедуина. «У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба» — прокомментировал мой спутник очередную пронесшуюся мимо нас во тьму конструкцию из перепуганного животного и матерящегося туриста.

Вообще, на горе Моисея поневоле начинаешь верить в чудеса. Когда, например, вдруг посреди вневременного пейзажа возникает освещенный неоновой рекламой ларек со «Сникерсами». Гид объявил возле него привал. Стоило достать из рюкзака захваченный из дому бутерброд с курицей, как меня тут же окружили коты! Как они забрались на такую высоту и чем питаются, когда здесь нет туристов, остается загадкой… Судя по их впалым бокам, наверное, постятся.

Последний отрезок пути, состоящий из не помню скольких ступеней, вырубленных в горе, дался тяжело. К тому же мы втопили со страшной скоростью и обогнали группу — время поджимало, горизонт уже начинал розоветь. Добравшись, наконец, до вожделенной вершины, мы обнаружили, что маленькая каменная площадка уже облеплена туристами всех возможных национальностей. Туристы галдели, пихались и щелкали фотовспышками. «Реально, как новозеландские тупики, угнездившиеся на скале» — выдал мой дахабский знакомый. Натуралист нашелся, тоже мне… Растолкав «тупиков», мы отвоевали себе маленький кусочек пространства и присели отдышаться. Через несколько минут я почувствовала, что здесь довольно прохладно. Еще через пару мгновений начала стучать зубами от холода. Не помогли даже два свитера, прихваченные с собой по настоянию друзей, которые предупреждали, что здесь по утрам «свежоповато». Как по заказу, откуда ни возьмись, появились два бедуина с горой какого-то тряпья. Хоть тряпье и выглядело подозрительно, выбирать не приходилось, и мы взяли в аренду вшивенький матрасик и пару шерстяных одеял. Аренда обошлась недешево. Но, в любом случае, отмороженные почки лечить дороже встанет. Меж тем мир готовился к появлению солнца, и на небе началось предрассветное шоу красок. Даже «тупики», которых здесь собралось уже очень много, при виде этого зрелища заткнулись. Ненадолго, правда.

Солнце появилось и взошло буквально за пару минут. Пейзаж вокруг изменился, в нем остались только два цвета — синий и желтый. Желтыми были горы, синими — их резкие контрастные тени.

Вместе с рассветом пришло странное чувство. Наверное, в этом виноваты горы. Смотришь на них и понимаешь — они здесь были за тысячи лет до тебя и простоят еще столько же после твоей смерти. Странно вот так сидеть и осознавать, что ты уйдешь, а мир останется. И что твоя жизнь, которая так много для тебя значит и за которую так цепляешься, на фоне вечности всего лишь незаметная пылинка… Крепкий йеменский кофе с кардамоном, термос с которым мы прихватили из Дахаба, привел нас в чувство. Пора было идти обратно. Мы ужаснулись, увидев чудовищную очередь, выстроившуюся на дороге — было такое ощущение, что народу с горы спускалось в два раза больше, чем на нее поднялось. Смутно вспомнились рассказы друзей о том, что есть и другая дорога вниз. Мы подошли с этим вопросом к гиду-бедуину. Он подозрительно покосился на нас:

— А вы из какого отеля?