– Угощу, – кивнула свекровь, и мне почудилась в ее голосе слеза. Наверное, от моей горячей щеки ледяная бабушка подтаяла.
Пока машина не исчезла за углом дома, Анна Леопольдовна стояла с Агафьей на руках и смотрела нам вслед.
– Включите, пожалуйста, музыку, – устав от сопения трио, идущего от шофера и двух охранников, вежливо попросила я.
Водитель нажал кнопку под приборным щитком, и из динамиков грянуло: «А я простой советский заключенный и мой братишка серый брянский волк». Слов нет, я бы предпочла Шаинского, но здесь репертуар выбирают другие.
Под рычащие стенания о непростой воровской доле мы ехали по улицам города. Почти не проверялись, не петляли переулками, добрались до знакомого дома, оказавшегося действительно в Московском районе. Ворота снова распахнулись на мгновение и тут же закрылись, пропустив машину во двор.
На крыльце никого не было. «Голуби летят над нашей крышей», – пропел певец, и мне помогли выбраться из машины, проводили до гостиной с камином и оставили одну.
Дрова только-только разгорались в камине, комната опять казалась промерзшей и от нечего делать я придумала особняку название – «Дом свиданий». Скорее всего, данную резиденцию Туполев использовал под штаб – собирал полки, допрашивал свидетелей и раздавал приказы. Жил он, вероятно, в другом месте. Не исключено – в землянке, обустроенной под бункер, с годовым запасом провианта и автономным электроснабжением.
Слегка озябнув, я подошла к окну, выглянула во двор и увидела царский выезд. Точнее, въезд – три автомобиля накатом скользили к крыльцу. Из средней машины, не дожидаясь помощи в открытии дверцы, почти на ходу выпрыгнул Туполев и бегом взбежал по крыльцу. Напор и натиск проглядывали в каждом шаге хозяина и не предвещали его гостье ничего хорошего.
«Та-а-ак, сейчас начнется, – уныло подумала я и заклинанием пробормотала несколько раз: – А пошли вы все к черту, я вам не ручная обезьяна трюки выделывать!»
Если можно объединить в одно выражение два слова «обескураженность» и «ярость», то именно оно наиболее точно определило бы выражение лица Назара Савельевича. Обескураженная ярость играла на лице магната и искажала его черты. Он ворвался в комнату, провел зачем-то пальцем по заново вставленному дверному стеклу и только после этого обратился ко мне:
– Нам надо поговорить.
– Слушаю вас, Назар Савельевич, – церемонно ответила я и уселась в ледяное кресло.
– Всем добрый день, – пророкотал от порога бас, и в комнату вошел широкоплечий, квадратный дядька с седоватым ежиком волос на квадратной голове. – Софья Николаевна, как я понимаю?
– Да, – буркнул Туполев и махнул рукой в сторону нового лица. – Наша милиция, Иван Артемьевич.
«Совсем как наш купец Колабанов, – подумала я, – Иван Артемьевич». Но этого тезку я несколько раз видела по телевизору, он несколько раз обещал горожанам искоренить преступность и изничтожить коррупцию. Выглядел при этом крайне убедительным. «Генерал или полковник?» – постаралась припомнить я, а вслух пискнула:
– Очень приятно.
– Приятного мало, уважаемая Софья Николаевна, – сурово произнес генерал-полковник и уселся в кресле напротив меня. Седалище его мгновенно обожгло холодом, он было дернулся встать, но проявил выдержку старого дзержинца и, уставившись на меня лицо в лицо, спросил: – Когда вы собираетесь встречаться с подозреваемым?
Напор и натиск, с которыми Туполев взбегал по крыльцу, оказались ничем в сравнении с агрессивным прессингом, идущим от милицейского начальника. Казалось, еще мгновение, и от «уважаемой Софьи Николаевны» на кожаном сиденье останется только мокрое место.
Я проглотила в горле сухой ершик и слабо пискнула:
– Никогда.