— Пожалуйста, — сказал пьяно Ке.
— Дин, принеси… Хороших конфет возьми, шоколадных. Да побольше.
7
Они шли не по главным, залитым неоновым светом улицам, а по крутым ступенчатым улочкам. И всюду были люди, того гляди, наступишь спящему на руку. Что ж поделаешь! Самая большая плотность населения на земном шаре — на одном акре тысячи душ.
Они пришли к Дин. Она жила в разрекламированных колониальными властями многоэтажных бараках. Бараки, как поганки, разрослись по окраинам Гонконга. Дешевые четырехэтажные здания с узкими скрипучими лестницами и верандами, которые, как удавы, обвили четыре этажа. В бараках отсутствовали водопровод и канализация, тускло горели электрические лампочки… В одной комнате ютилось до десяти семей — дети, старики, молодые. Спали вповалку на самодельных нарах, на верандах, даже на ступеньках лестниц… Скопище грязи, нищеты, отчаяния. Все было пропитано запахом пищи и отбросов.
Дин сюда вела дружка по узкой тропинке, чтобы сократить расстояние. Они прошли мимо импровизированных сараев, стены которых были сделаны из расплющенных консервных банок, как во вьетнамских «стратегических» деревнях. В сараях спали свиньи — пожалуй, им было просторнее, чем людям в бараке.
Дин жила на втором этаже. У нее была комната… Но в ней спала старуха.
— Моя тетя, — вяло сказала девушка.
— Добрый вечер, добрый вечер! — закивала, как приказчик в лавке подержанных товаров, старушка. Было что-то неприятное в ее заискивании перед парнем, которого привела на ночь «племянница». Старушка скатала циновку, взяла валик-подушку и исчезла. Ке догадался, что перебралась в соседнюю комнату, за дощатой перегородкой кто-то заворчал спросонья:
— Вечно бродят.
— Тихо, гость, — зашамкала старушка.
— А мне-то что, — ответил злой голос. — Мне от нее не перепадет.
— Замолчи!
— Ну и пусть слышит! Я орать начну, слезь с моей ноги!
— Замолчи, а то я тебя выгоню.
— Старая сводня!
— Тсс…
— Заткнитесь вы! — послышался другой голос. — Чуть свет вставать! На ткацкую фабрику добираться!
Захныкал ребенок, «полчеловека». Тихий женский голос стал успокаивать. Сколько было там людей за стенкой, трудно было представить.
Ке с радостью разулся на пороге комнаты, снял ботинки — они жали. Надо было купить на номер больше, но он хотел, чтобы ноги у него выглядели миниатюрными, как у старой китаянки с бинтованными ступнями. Он никогда не носил европейской обуви, и ноги ныли, точно Ке перенес допрос в сайгонской полиции.
Стояла низкая деревянная кровать, столик, на столике транзистор. Транзисторы, швейцарские часы, английский трикотаж, японские фотоаппараты в Гонконге стоили дешевле, чем в любой точке земного шара, дешевле даже, чем в стране, где они производились, — контрабанда. Ради иностранной валюты правительства глядели на подобный «экспорт» сквозь пальцы.
ebooksa