Они принялись за еду, поглядывая на экран. Минут через двадцать Люся нажала на «стоп».
— Чего?
— Кино — говно, — сказала она, — поищи какую-нибудь комедию. Или мелодраму.
Иван принялся перебирать кассеты.
— Вот, «Смерть ей к лицу» с Голди Хон и Брюсом Виллисом, «Исповедь невидимки» с Чеви Чейзом, «Бешеные псы» Тарантино, «Полицейская академия — три», «Смертельное оружие» с Гибсоном, тоже третий фильм…
— А наших никаких нет?
Иван вытянул кассету.
— Вот — «Гений», с Абдуловым.
— Я не видела, а ты?
— Я — тоже.
Иван поставил «Гения» и они продолжили ужин.
Вечер убывал, переходя в ночь. Артисты уехали, сцена осталась. Часть школьников погрузилась в автобусы и уехала. Люся не досмотрела фильм, свернулась на краю широкой постели калачиком и уснула. Иван досмотрел.
В десять он набрал номер ноль девять и доложил, что «Абонент Кислород ничего не видел», потому что не знал, как сложится дальнейшее дежурство и решил доложить полковнику об услышанном разговоре и записи — уже потом, когда вернется в Москву.
Ему понравилась песня в финальных титрах фильма, которую пел Абдулов. Он несколько раз ее прокрутил, чтобы запомнить текст и напевал негромко:
Что-то скребло в душе и он вспомнил, что отец очень любил песню на стихотворение Ярослава Смелякова: «Если я заболею…», в стихах Шпаликова сквозила фатальность и грусть, в стихотворении Смелякова ярость борьбы, это Ивану нравилось больше.
Иван продекламировал по памяти финальные строки:
—
Иван притушил свет в комнате, чтобы он не мешал спящей Шкребко, и, взяв с собой плеер, вышел во двор. Площадка опустела. По периметру светили фонари. Охрана снесла столики и стулья к воротам, чтобы утром все увез грузовик. Сцену разбирать не стали, но куда-то унесли динамики и электронику, видимо, чтобы не подпортила роса.
Иван обошел двор, машины поменялись, уехал Ягуар и «В», добавились два мерседеса и микроавтобус. Он прочитал номера, подумал: «запомню ли?», Хоть весь день, по сути, и не работал, если не считать бабку Сперанскую, но усталость все — равно одолела. Резь в глазах и голова тяжелая.