Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

22
18
20
22
24
26
28
30

— Где я тебе возьму?

— Я вот, что подумал, — Иван с Беляковым во время разговора делали вид, что копаются в моторе «четверки», — если прибор замаскировать под плеер, то ЮАН не заподозрит. А я пройдусь незаметно им по стенам и отмечу места аномалий.

— Как отметишь? — спросил Беляков.

— Карандашом крестики поставлю.

— Дядя Ваня, ты дурак?

Хотя Беляков спросил иронично, Иван даже обиделся.

— Это почему?

— Вспугнешь!

— А как тогда?

— А так, я достану тебе поэтажный план, и дома ты на нем будешь отмечать аномальные места. Но сперва я поговорю с Москвичовым. Если он сумеет раздобыть машинку, тогда и провернем операцию.

— Ы? — пошутил Иван.

Беляков вздохнул.

— Дитё неразумное. Ну, куда ты лезешь в серьезное дело? Убьют ведь. У тебя есть еще записи разговоров?

— Кое — что записал, — ответил Иван, — но ничего важного. В основном люди осуждают то, что ЮАН так опекает Бакирову.

С появлением в операции поддержки в лице водителя Белякова, у Ивана появилось дурашливое настроение. Беляков его веселья не разделял.

Кто он был на самом деле этот пожилой дядька с татуировкой К. О. Т.? Сотрудник милиции? Или такой же однажды завербованный полковником агент? Иван стеснялся спросить.

— Значит, люди недовольны? — Беляков вытер испачканные смазкой руки. — Это хорошо. Недовольного человека легче вывести на откровенность. А с Парновым поговорить удалось?

Иван вспомнил разговор с фельдшером, которому Люся предрекала большие проблемы в виде штрафа, за то, что он не уговорил больную ехать в хирургию, а в карте поставил липовый диагноз. Люся объяснила Ивану, что у ЮАНа чуйка на такие косяки. Ему не надо ничего доказывать. Она на пальцах разложила всю комбинацию. Парнов хочет куда-то сгонять после вызова, куда-то недалеко. Мы не знаем, куда, но это не важно. Везти в больницу, значит изменить этот план, не факт, что получится снова оказаться в этом же районе, а дело неотложное. На вызове он натыкается на острый аппендицит. По всем канонам нужно срочно везти. Но больная не понимает, не верит, в общем, не хочет в больницу и на операцию. Парнов же, которому в заднице свербит поехать по своим делам, намеками подводит больную к мысли о воспалении придатков и походу в женскую консультацию для амбулаторного лечения. Он берет у пациентки подпись отказа от госпитализации, пишет в карте что-то вроде «Обострение хронического сальпингоофорита [31]» и уезжает.

На что он может надеяться? Во — первых, что диагноз он написал не ошибочный, во — вторых, что если все — таки она вызовет второй раз, к ней приедет бригада с другой подстанции, и ЮАН не узнает о косяке. Но Парнову не повезло. Приехала Люся, аппендицит уже дошел до перитонита, и больная сообразила, наконец, что если ее не отвезти на операцию — умрет.

Иван не сразу понял, что страшного в том, что ЮАН занес Парнова в список провинившихся?