Потом Андре, Вилли и Эрнст проводили гостей до ворот. Тадеуш послал своих сопровождающих вперед. Они должны были собрать дозорных и проверить обстановку в районе железной дороги. Когда они ушли, Тадеуш обернулся и сказал:
— Я хотел бы еще кое о чем спросить вас. Скажите, а это правда, что фашисты казнили Эрнста Тельмана?
— Говорят, что да, — неопределенно ответил Андре.
Он и его друзья впервые услышали об этом на польской земле. В гитлеровских газетах писалось о том, что Тельман якобы погиб во время бомбардировки концлагеря Бухенвальд, однако советские, польские и немецкие товарищи были уверены, что это ложь, выдуманная геббельсовской пропагандой. Все они были глубоко убеждены в том, что после одиннадцатилетнего пребывания в тюрьме Моабит, в застенках Ганновера и Баутцена Тельмана специально перевели в Бухенвальд с целью тайно умертвить, а его труп немедленно сжечь в печи крематория. Версия о бомбардировке концлагеря противником была придумана для того, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение, а вину за это подлое убийство патриота свалить на противника.
В душе Андре до сих пор не улеглась волна возмущения и гнева. Но почему это так интересовало Тадеуша? Неужели он, спрашивая об этом, подобным образом пытался установить, что немцы, нашедшие убежище под кровом Франтишека, являются коммунистами?
— Конечно, они его убили, — уверенно проговорил Тадеуш среди всеобщего молчания. — Эти фашистские изверги ненавидели его, так как одно имя Тельмана звало к борьбе против гитлеровского фашизма.
— О последних событиях мы не информированы, — заметил Эрнст. — А вы как об этом узнали?
— Узнали. Очень жаль, но я думал, что и вы… — Он ненадолго замолчал, а затем ворчливо продолжал: — Знаете, до плена я был членом польской социалистической партии, или социал-демократом, как вы говорите. Тогда, в тысяча девятьсот тридцать втором году, мы надеялись, что ваш Тельман станет немецким рейхсканцлером. Это было бы хорошо и для нас: тогда бы с нами не произошло такого несчастья… — В голосе поляка снова зазвучали горькие нотки. Было невозможно поверить, что он говорит неискренне. Эрнст и Андре сдерживали себя, а Вилли не утерпел и сказал:
— Чудак ты человек! Ты же социал-демократ! Как же ты пошел в Армию Крайову?
— А что мне оставалось делать? Ведь у нас тут нет народной армии. Подумай сам, могу ли я бросить на произвол судьбы созданную мной группу и бежать из Польши. — Дыхание Тадеуша стало учащенным. — Нет, я останусь в Люблинце, останусь, потому что я здесь нужен. Не могу же я допустить, чтобы мой город заняли фашисты! Неужели это не ясно?
— Не волнуйся так, наш друг не это хотел сказать, — успокоил его Андре. — Откуда нам было знать, что Франтишек приведет к нам социал-демократа?
— Я вообще не могу понять, состою я сейчас в партии или не состою, — задумчиво проговорил фельдфебель. — Наша партия раскололась на правых и левых, а ее военная организация вообще распалась. В такой обстановке человеку нелегко ориентироваться. И я, разумеется, не ломаю себе над этим голову, по крайней мере в настоящее время. Мне ясна задача, которая стоит передо мной: бить врага до тех пор, пока не будет освобождена вся наша родина. Когда я вас как следует рассмотрел, то понял, что вы нисколько не похожи на бывших офицеров. Вы точно такие же простые люди, как и я сам. С годами, особенно когда находишься в подполье, приходит опыт: начинаешь правильно разбираться в людях. Теперь и вы знаете, что мы за люди. — Тадеуш крепко пожал руку каждому и сказал: — Я рад, что мы встретились. А в том, что мы вас сперва взяли на мушку, виноват прежде всего ваш хозяин, который сказал нам, что у него остановились парашютисты, вооруженные до зубов. Все восемь русские, только большинство из них почему-то все время разговаривают по-немецки. Вот я и принял кое-какие меры предосторожности.
Когда Тадеуш ушел, из-под лестницы вышел Василий, который все это время стоял там наготове, чтобы в случае чего броситься на выручку друзьям.
— Ну, что ты скажешь относительно этого знакомства? — спросил его Эрнст.
— Я думаю, что мы с ними подружимся, — ответил ему Василий, ставя автомат на предохранитель.
ЛЮБЛИНЕЦ
Главная квартира Тадеуша находилась в двух километрах юго-восточнее Люблинца, в небольшом селе, где на легальных условиях жили многие бойцы его группы. Другие же, подвергавшиеся преследованиям, находились, как правило, в убежище. Сам Тадеуш довольно часто появлялся в имении старого Пилава, у которого фашисты забрали его предприятие, милостиво разрешив бывшему хозяину работать там до тех пор, пока туда не пришлют немца — переселенца из Германии. Пока этого не произошло, да и по мере приближения фронта к этим местам вряд ли могло произойти.
После первого разговора с немецкими патриотами именно туда и направился Тадеуш со своими сопровождающими. Собравшись в одной из комнат, поляки делились между собой впечатлениями о встрече. Командир поляков был готов оказать немцам патриотам поддержку, но его солдаты высказали мнение, что было бы неплохо выпросить у немцев два-три автомата в качестве платы за оказываемые им услуги. Особенно недоверчивым оставался Срока, который считал, что немцы сказали много, однако подтвердить, что они говорили правду, никто не может. И вообще, по его мнению, в первую очередь следовало бы убедиться в том, что они имеют дело с испытанными солдатами, а не просто с людьми, носящими оружие.
Само собой разумеется, последнее слово осталось за Тадеушем. Предложение выпросить у немцев оружие не противоречило его собственному желанию. Но в голове он вынашивал и другой план, который состоял в том, чтобы присоединить эту восьмерку смельчаков к своей группе. Мешало этому только то, что Люблинец для них — всего лишь промежуточный пункт действий. Тадеуш прекрасно понимал, что это значило: длительность пребывания антифашистов в этом районе во многом зависела от их боевых возможностей. И он хотел по мере собственных сил создать таковые для них. И притом сделать так, чтобы на деле можно было убедиться в боеспособности патриотов.
Выслушав мнение своих соратников по борьбе, Тадеуш отправил их спать. Самые важные решения он, как обычно, принимал один. Долго командир расхаживал взад и вперед по комнате, пока не принял окончательного решения. Вечером он сел на свой велосипед и направился к Франтишеку.