Венгерская вода

Симба бросился вперёд, издав такой клич, что от него шарахнулись кони на дороге у кладбища. Туртас наоборот замер, и вскинув руки, что-то гортанно выкрикнул.

В это время преступница, отшвырнув Баркука, бросилась к Магинур. Однако девушка успела опомниться и устремилась вниз. С головы похитительницы слетел платок и стало видно, что это мужчина, сбривший бороду. Поняв, что проиграл, он размахнулся и метнул кинжал в убегавшую девушку. Словно дикая кошка прыгнул Баркук, прикрывая Магинур своей грудью. Удар достался ему. В тот же миг волкодавы Туртаса сшибли злодея с ног. Когда к нему подбежал Симба, всё было уже кончено. Псы знали своё дело.

Рана Баркука оказалась очень опасной, но рядом оказались такие опытные люди, как Хайме и Туртас. Они не раз на своём веку сталкивались с подобным. Потом за дело взялся Илгизар, изучавший некогда в Сарае, помимо всего прочего, искусство врачевания и знавший толк во всевозможных снадобьях. Туртас приводил и каких то лесных ведуний с отварами и целебными травами. Скоро наш отважный юноша пришёл в себя. Тогда мы и узнали, что произошло.

Едва вбежав во двор бани, Баркук понял, что случилось. Злодей, сбрив бороду и переодевшись в женское платье, совершенно спокойно проник в помещение, никем не заподозренный. Вспомнив, что клин вышибают клином, мальчик схватил женскую одежду, лежавшую в предбаннике и, перескочив через ограду, стал бегом спускаться к реке по другой тропинке. Там нашёл девушку, полоскавшую бельё, которая согласилась помочь. Так он и оказался позади преступника в женском платье.

Платок мы вернули в гробницу на следующий день. Весть о неудачной попытке накануне разнеслась по всей округе и до того накалила страсти, что посмотреть на это вокруг кладбища собрались тысячи человек.

— Баялунь была бы довольна, — усмехнулся Злат.

Сам он наотрез отказался накладывать печать, данную колдуном, на гроб царицы. Неожиданно отказался от этого и Мисаил. Он не захотел даже входить в мавзолей, несмотря на медвежью лапу, оберегавшую его от козней. Согласился лишь отпереть дверь. Печать наложил Туртас.

— Я не боялся эту змею живую, что она мне может сделать мёртвая? — зло промолвил он. И неожиданно крикнул в темноту, — Слышишь, ты! Завтра я закрою твоему духу путь из царства мёртвых! Скоро я и сам прибуду туда! И тебе придётся рассказать, сколько пришлось убить детей, чтобы приучить беркута охотиться на человека!

Темнота молчала.

Самое страшное заклятье на зачарованный мавзолей Баялунь наложил Симба. Я пропустил мимо ушей его слова, обращённые к Злату, что он знает, как сделать, чтобы гробницу царицы надолго оставили в покое. Потом они долго шушукались, а доезжачий спрашивал у Илгизара, много ли у того в школе имеется чернил. Всё стало ясно на следующий день.

Когда Мисаил с трудом отомкнул замок и растворил дверь мавзолея мы увидели стоявшего внутри Симбу. Без привычного платка, закрывающего лицо и одетого во всё чёрное. Только чалма белая, чтобы оттенять африканское лицо. Даже я, от неожиданности оторопел. Что говорить о людях, которые никогда не видели чернокожих и даже не слышали об их существовании. Крик ужаса раздался над толпой. Многие бросились бежать.

Однако Туртас и Магинур бестрепетно вошли внутрь и все замерли ожидая, что будет дальше. Все тряслись от страха. Некоторые плакали. Когда Туртас и Магинур вышли и заперли дверь, все взирали на них, как на выходцев с того света. Думаю этой историей и по сей день пугают детей в Мохши. Хотя, кто знает, какая судьба уготована сейчас этому чудному городу, укрывшемуся в лесах у самой границы Страны Мрака? Туда направилось войско Железного Хромца, не знающего пощады.

Я прожил там ещё больше месяца. Нужно было дождаться выздоровления Баркука. Мальчик шёл на поправку быстро, но требовалось достаточно окрепнуть перед трудной обратной дорогой. Оставаться в Золотой Орде мальчик не пожелал. Сколько его не уговаривал ханский доезжачий. Даже обещание хорошей службы при дворе Джанибека Баркука не прельстили. Уже потом, он как-то признался мне, что, выбрать Египет заставил рассказ про то, как здесь даже простой невольник может стать султаном. А в Золотой Орде человек незнатного рода не сможет подняться выше темника. Тогда я посмеялся над этими словами.

Злат провёл всё это время с нами. Свой отчёт он отправил в Гюлистан с Некоматом, сославшись, что занемог, и предавался праздности, объедаясь поспевшими лесными ягодами и свежим мёдом. Я не зря повторял, что доезжачий всегда напоминал мне моего насмешливого деда. Он точно также очень серьёзно отнёсся к мысли, что за мной с самого отъезда охотились генуэзцы.

— Кто знает, может именно предусмотрительность твоего деда позволила тебе уйти от преследования и не угодить в ловушку? — говорил он, — Как видишь, в этом деле козни генуэзцев были с самого начала. Тебе лучше не возвращаться через Тану и Царьград, где тебя запросто могут поджидать.

Поэтому обратно из царства Джанибека я уплыл через Бакинское море. Мы добрались до Бельджамена, переправились через могучий Итиль, превосходящий по полноводности даже Нил, и доехали до Сарая, старой ханской столицы. Туда по реке поднимались большие морские корабли. На одном из них и нашлось место для нас.

Некомат, как и обещал, купил у меня весь ладан, поднятый со дна того самого колодца и даже уговорил взять в качестве оплаты самый надёжный товар в этих краях — меха. Он прислал их мне в Сарай. Уже надёжно упакованными в крепкие бочки, где им были не страшны никакие превратности пути. Получил я и щедрый подарок от его покровителя Мамая, который в благодарность за то, что мы уберегли его от участия в коварных замыслах, прислал мне диковинную шкуру белого медведя.

Признаюсь, я с тяжёлым сердцем покидал Мохши, где мне довелось пережить столько страшных, и столько приятных событий. Прощаясь с мудрым Илгизаром, прекрасной Магинур и молчаливым Туртасом, я не смог сдержать невольную слезу. Даже бестрепетный Баркук заморгал и отвернулся. Только Мисаил, вопреки обычаю, обернулся, когда мы отъезжали. Он сказал, что Магинур махала рукой, а Туртас с Илгизаром молча смотрели нам вслед.

Древняя примета сбылась. Когда мы в Сарае уже отправлялись на корабль, Мисаил объявил, что он остаётся.

— Вернусь в Мохши, — сказал он, — Там у меня родня.