Господин из Стамбула. Градоначальник

22
18
20
22
24
26
28
30

Клеопатра Георгиевна даже присела от восторга.

— Евгений Александрович! Все, что я купила, цело… Не хотите ли позавтракать?

— Очень хочу, — сказал я и, войдя в чулан в сопровождении хозяйки, извлек из-под хлама и тряпок свои чемоданы.

— Ба-тюш-ки! — взвизгнула вдова. — Значит, вещи ваши были здесь?

— Ну конечно… Зачем бы я брал их с собой? Кстати, вы, конечно, знаете, уважаемая Клеопатра Георгиевна, что белые разбиты вдребезги, фронта нет, Врангель собирается, бежать в Турцию…

— Знаю, знаю, голубчик. Какой ужас… В городе говорят — вечером Махно с Буденным здесь будут.

— Все может быть. Только не к вечеру, а, вероятно, дня через три…

— А как же вы? — глядя на меня округленными глазами, «спросила хозяйка.

— Еду в Афины, погостить у моего друга адмирала… А как вы, почтенная Клеопатра Георгиевна?

— А я что? Я не белая, я не воевала, я не монархистка…

— Ой ли? Вспомните претендента на престол, вспомните, как вы ухаживали за ним, как желали ему взойти на престол…

— Ничего подобного… Я всегда была в душе революционерка, — отпарировала Клеопатра Георгиевна. — Что же касается этого типа, так, во-первых, он приходил к вам, а я его и знать не знаю, а во-вторых, он жулик, хам, сукин сын и ворюга…

Я даже раскрыл рот от изумления, слушая, какими отборными ругательствами честит эта благовоспитанная институтка сыщика Литовцева.

— А что, скажете нет? Не жулик он? Раньше всех вашу постель вывернул, ящики стола просмотрел, половицы и плинтусы хотел поднимать, а на кухне даже в сорную корзину заглянул.

— А вот в чулане чемоданов-то и не приметил.

— Потому — дурак. Они думали, что вы здесь, а как увидели, что ни вас, ни чемоданов нету, растерялись и стали друг друга укорять в чем-то.

Я перенес чемоданы в свою комнату и стал завтракать, запивая великолепным крымским рислингом, который вчера купила Клеопатра для знатного «греческого адмирала». Я пригласил позавтракать со мной хозяйку, и она, поминутно меняя тему разговора, стала рассказывать о том, как взбудоражен весь Севастополь падением фронта.

— Страшно на улицу выйти: плач, ругань, все как бешеные, никто ни о ком, кроме себя, не думает, а простонародье, эта вонючая чернь, злорадствует. По рожам видно, что ждут не дождутся своих, — горячо рассказывала «тайная революционерка». — Уж-жас! Прямо безумие какое-то. И когда все это кончится?

— Вот теперь и кончится, придут большевики — и уж теперь навсегда…

— Вы думаете? — со страхом спросила Клеопатра Георгиевна.