Сказания умирающей Земли. Том IV

22
18
20
22
24
26
28
30

«Мои инкубы, Топо и Беллюм, тоже готовы выполнять свои обязанности».

Конфискация была осуществлена с почти излишней эффективностью. Ильдефонс заявил: «Мы нанесли противнику болезненный удар. Наша позиция теперь недвусмысленна, мы бросили вызов смело и откровенно!»

Нахмурившись, Риальто разглядывал камни: «Хорошо, мы нанесли удар, мы бросили вызов. Что теперь?»

Ильдефонс надул щеки: «Было бы целесообразно спрятаться до тех пор, пока Мюрте не удалится».

Риальто недовольно хмыкнул: «Если она нас найдет и вытащит нас, возмущенно пищащих, из наших нор, мы потеряем всякое представление о достоинстве. Конечно же, Каланктус поступил бы иначе».

«Тогда давайте узнáем, как поступил бы Каланктус, – сказал Ильдефонс. – Принесите „Абсолюты“ Паджиоре, он посвятил Мюрте целую главу. Кроме того, нам пригодятся „Декреты“ Каланктуса и, если он у вас есть, трактат „Каланктус: его средства и методы“».

Еще не рассвело. Небо над далеким Диковатым озером слегка озарилось расплывчатыми проблесками сливового, аквамаринового и темно-розового оттенков. Риальто захлопнул чугунный переплет «Декретов»: «Не нахожу ничего полезного. Каланктус описывает настойчивость и целеустремленность женского гения, но не предлагает никаких конкретных защитных мер».

Ильдефонс, просматривавший страницы «Доктрин Каланктуса», заметил: «Я нашел любопытный отрывок. Каланктус сравнивает женщину с Циэйским океаном, поглощающим, во всем его объеме, настойчивый напор Антиподального течения, огибающего мыс Спанг, но только постольку, поскольку преобладает штиль. Как только ветер слегка нарушает баланс, казавшийся мирным океан огибает мыс в противоположном направлении – сокрушительной трехметровой или даже шестиметровой волной. После восстановления равновесия и высвобождения напряжений Циэйский океан возвращается в прежнее состояние, невозмутимо поглощая течение. Вы согласны с тем, что этот пассаж – истолкование женской духовной сущности?»

«Не совсем, – возразил Риальто. – Каланктус порой почти злоупотребляет гиперболами. Этот отрывок можно рассматривать как типичный пример – тем более, что Каланктус не предлагает никакого способа упреждения или хотя бы отвода в сторону Циэйского паводка».

«Возникает впечатление, что он не призывает сопротивляться, в обычном смысле этого слова, напору волны – скорее он рекомендует переждать ее на палубе надежного корабля с высоким надводным бортом».

Риальто пожал плечами: «Возможно. Как всегда, туманный символизм вызывает у меня нетерпение. Какая польза – нам, в нынешней ситуации – от этой аналогии?»

Ильдефонс размышлял вслух: «По-видимому, Каланктус намекает, что вместо того, чтобы отвечать на силовое воздействие Мюрте подобным силовым воздействием, нам следует, если можно так выразиться, оседлать волну накопленной ведьмой энергии и дождаться того момента, когда она будет истрачена – после чего, подобно добротным кораблям, мы окажемся в безопасности и продолжим плавание».

«Опять же, приятная перспектива, но слишком расплывчатая. Мюрте излучает первобытную, всепроникающую силу».

Поглаживая бороду, Ильдефонс рассеянно смотрел в пространство: «По сути дела, невольно приходит в голову вопрос: свойственны ли ей – или, если можно так выразиться, побуждают ли ее те же страстность, изобретательность и выносливость, когда дело доходит, скажем, до…»

«Сущность вашего рассуждения вполне понятна, – прервал его Риальто. – Скорее всего, однако, это не может иметь никакого отношения к делу».

Ильдефонс с сожалением покачал головой: «Иногда мысли развиваются сами собой в самых неожиданных направлениях».

Откуда-то из темного угла стремительно вылетело золотистое насекомое, прожужжало вокруг светильника и улетело обратно в темноту. Риальто встревожился: «Кто-то проник в мою усадьбу и теперь ожидает в гостиной». Он подошел к двери, открыл ее и громко позвал: «Кто там? Отвечай, или тебе придется плясать тарантеллу на пылающих углях!»

«Стойте, не спешите с заклинаниями! – отозвался голос. – Это я, Лехустер!»

«В таком случае иди сюда».

В лабораторию зашел Лехустер – запыленный, хромающий, с растрепанными перьями на плечах, явно в состоянии полного изнеможения. Он принес с собой мешок и с облегчением бросил его на обитую кожей софу под окном.