– Вы имеете в виду его душевное состояние? Он был здоров до того, как отправился в поездку по Дальнему Востоку. Он вернулся оттуда иным… Совершенно иным. Я не узнал Ганса, когда он вернулся оттуда.
– Чем вы это можете объяснить?
– Не знаю.
– У вас есть враги, которые могут мстить?
– Враги есть у каждого человека. Могут ли они мстить мне, убивая сына? Или воздействуя на него какими-то иными способами, доводя до самоубийства? Я не могу ответить на этот вопрос.
– Когда вы видели сына последний раз?
– Вечером, накануне трагедии.
– Где?
– Дома.
– У вас не было никакой беседы с сыном?
– Была.
– О чем?
– О наших делах.
– Он был спокоен?
– Нет. Он был взволнован.
– У вас, отца, нет объяснений этой взволнованности?
Дорнброк отрицательно покачал головой.
– Вы верите в то, что ваш сын мог покончить с собой?
Дорнброк смотрел на Берга и не говорил ни слова. Они смотрели друг на друга, и лица их были непроницаемы.
Берг, впрочем, заметил, как дрогнули губы Дорнброка, это было только одно мгновение, но и Дорнброку было достаточно одного лишь мгновения, чтобы увидеть, как прокурор заметил эти его дрогнувшие губы.