Встречи за порогами. Унья — красавица уральская,

22
18
20
22
24
26
28
30

А вот теперь надо решаться на последний шаг.

— Тогда надо было… Под горячую руку… — думает старик. — Опять же охотиться не с кем было бы… Хоть стара, а выследила в один день двух соболей…

Утренняя заря зажглась над Тулымом. Растворился в прозрачном воздухе туман, где-то на выломках зачуфыркали косачи. Стали пробуждаться и другие птицы. Лес постепенно наполнялся их свистом и гомоном. Проснулись и артельщики.

Плеснув на руки и лица студеной воды, они начали выносить из избушки мешки с пушниной, ружья, продукты. Складывали скарб на берегу, напротив большого плота с привязанными к нему лодками. Все делалось не без той суматохи, которая всегда сопутствует сборам домой. Охотники, народ хоть и немного угрюмый, серьезный, но обычно при отъезде без шуток не обходится.

— Терентий! — кричал один. — Хромовые-то сапоги медведю оставляешь? — И вытаскивает из-под нар облезшие порванные нары.

— Зачем медведю, — басит тот. — Это я твоему петуху, Аристарх Маркелович, подарю. Ему не привыкать в такой обувке щеголять…

И все хохочут, потому что петух Аристарха в самом деле щеголял в кожаных чулках, сшитых хозяином в наказание за то, что разгреб грядку с табаком.

А Терентий между тем продолжает:

— Нет, пожалуй, отдам я их Матвею. Пусть он из них уху сварит…

И опять все хохочут, потому что помнят, как Матвей однажды вместо мяса в потемках положил в артельный чугунок кусок замерзшей медвежьей шкуры.

Но вот из избушки и из чамьи убрано все, что следует погрузить на плот и в лодки. Начинается погрузка. Грузят уже без шуток, привязывая мешки к плоту и лодкам черемуховыми вицами и веревками. К кожаному мешку, в котором лежит около трех десятков собольих шкурок да около полусотни куньих, привязали большое сухое кедровое полено. В дороге все может быть. На перекатах плоты нередко разбивает. Было немало случаев, когда неосторожные охотники теряли бочки, ружья, пушнину. Мешок же с сухим кедровым поленом не утонет.

Погрузка кончилась, когда солнце уже выплыло из-за горизонта. Старик деловито оглядел избушку, принес в нее несколько охапок сухих дров, бересты, положил на полку коробочку со спичками, банку с порохом, свинец, в берестяной чуман насыпал сухарей. Затем обследовал чамью, поправил на крыше плаху.

— Все? — вопросительно глянул на стоявших поодаль артельщиков.

— Все вроде бы, — вразнобой ответили те.

Потом все сели к костру, выпили по маленькой баночке спирта, который всегда сохранял старик до дня отъезда, съели по куску вареного мяса, выпили по кружке кипятку. Молча посидели.

— Ну идите, вяжите собак к плоту, — подымаясь, кивнул в сторону реки старик. — Я сейчас…

И пока охотники привязывали собак, старик отвел свою Дамку к избушке, бросил ей кусок вареного мяса и, не оглядываясь, быстро пошел к плоту.

— Отчаливай! — крикнул он, еще не ступив на плот. И, видя, что замешкались товарищи, выхватил из-за пояса топор и рубанул им по вице, которой плот крепился к прибрежной ольхе.

Плот сразу дернулся, медленно разворачиваясь, стал отваливать от берега. Старик прыгнул в привязанную лодку, схватил шест, уперся им в дно.