— Будет сделано, товарищ начальник! — смеется проводник.
Мартын ушел. Мы с Евгением полезли по каменным россыпям вверх.
Нам хорошо виден цирк, образованный с одной стороны куполом Отортэна, а с другой — отвесным скалистым обрывом гребня Хальнёла, отходящего от «царя гор» на восток. Озеро — исток Лозьвы — находится в этом цирке, в глубокой чаше, под самой головой горного великана: от высокого водоема не так уж далеко до останцов, украшающих лысину каменного старика.
Кажется, до озера близко. Но прыгать с плиты на плиту, преодолевать серый монотонный хаос нелегко.
Вот и озеро. Тихое, прозрачное… Его окружает зеленый травяной ковер берегов. Длинным прямоугольником протянулось оно от моренного барьера до скальной стенки, в расщелинах которой белеет снег.
Стока воды из озера не видно. Но достаточно пройти по моренному барьеру и заглянуть вниз — увидишь клокочущие ручьи, бьющие из-под земли. А еще дальше к лесу пенится широкий шумливый поток. Так начинается известная река ивдельского Зауралья — Лозьва.
Лунтхусапсяхль — Гусиная коробка — названа, очевидно, по углублению, в котором находится озеро. Пролетные гуси, наверное, часто садятся на него. (Лунт — гусь, хусап — коробка, сяхль — вершина). В то же время некоторые мансийцы объясняют происхождение названия по-другому. Они находят, что сама вершина горы похожа на гусиное гнездо.
В солнечный день у озера не передать, как хорошо. Какой-то сказочный мир тишины затерялся в горах.
Засняв водоем, мы спустились к лагерю. Со стороны гребня Пумсаюмнёла до нас долетела веселая песня. Евгений смеется:
— Наш мансийский князь навеселе возвращается!
— С мясом едет!..
На высоком берегу речки Саввая показалась упряжка из пяти белых, как лебеди, оленей. За собой они тянули по траве нарты с двумя седоками. Первое впечатление было действительно таким: не княжеский ли это выезд на парадных оленях?
Белоснежные животные быстро затащили нарты к нашему лагерю. Тяжело дыша, остановились. Это были редкостные олени-альбиносы с большими кустами ветвистых рогов, крупные, по-настоящему царственные быки.
На нартах сидел застенчивый мансийский мальчик лет семи, одетый во все национальное, как заправский мужчина: маленькая малица поверх цветастой рубашонки, на нотах чулки уанчвай с нярками из оленьих камасов, на поясе охотничий нож со всевозможными подвесками, среди которых выделяется медвежий клык. Наверное, у отца занял пояс.
— Знакомьтесь, это Савва, — отрекомендовал Мартын. — Его отец приглашает вас в чум, оленей послал за вами.
Мы не ожидали подобного гостеприимства. На радостях предложили чаю гостям. Савва получил, конечно, солидную порцию сахара.
— Это его, — кивает Мартын на мальчика, — прадедушка жил тут, на этой речке, Саввае. В честь старика и назвали парня.
Савва по-русски не понимал. Поглядывал на нас, с аппетитом отхлебывал из кружки чай.
Мы охотно направились к чуму мансийских оленеводов с киноаппаратурой. Дорогой я не переставал восхищаться оленями. Нас удивляла необычайность зрелища: зимние нарты — и вдруг скользят они по траве, по камням!...
Эта упряжка определенно из легенды! Сказочные мансийские богатыри и царевны непременно ездили на таких белоснежных красавцах-рогачах! Не на такой ли очаровательной пятерке съехала легендарная мансийская дева со скал Камня Писаного на Вишере?...