— Муртай, так Муртай, муку я тебе привез, — и махнул кнутом на подводы. — Десять мешков сеянки. Получай!
Омартай от удивления не мог найти карман, чтобы положить взятый от перекупщика задаток за рыбу. Он шарил брючный карман поверх халата и таращил глаза. «Ведь от ракушинской пристани до этой косы не меньше сорока верст. Их порожняком проскакать ночи мало. А тут!.. О муке же разговор с Жумагали он вел вчера перед вечером». С каждой минутой Омартай все больше удивлялся. Сунув наконец в карман деньги, он принялся терзать бородку.
«Разве эти кони на тулпаров похожи, — разглядывал подводы старик. — Клячи, а не кони».
— Ты когда из Ракуш вышел?
— Чего?
— Это ата, другая мука, — спохватился Избасар.
— Откуда другая?
— Купил. Не знал, как у вас — выйдет или нет.
Омартай бросил щипать бородку и принялся ощупывать кадык.
— У Омартай не выйдет? Это ты решил так? — но сразу успокоился и, сложив рупором ладони, заорал:
— Ладно, сейчас!
— Ты посудину-то передвинь, передвинь подале. Вон туды! Там мелко, сподручнее будет, мешки таскать легче, — надрывался через весь залив возчик.
— Тут перетаскают, — небрежно ответил Омартай. Он опять вошел в роль богатея и важно сложил на тощем животе руки. С мукой повозились долго. Потом Омартай ушел по делам, вернулся он перед сумерками.
— Уха готова, ата, садитесь уху есть, — выставил Акбала чистое кисе отцу.
— Ахтан как?
— Говорит, хорошо.
— Я думаю, неправду он говорит. Далеко нож зашел.
Омартай прошел на лодку, осмотрел больного, сменил перевязку, смазав рану травяным отваром, и вернулся на косу задумчивый и даже встревоженный.
— Угощай, сынок, — вздохнул он, протягивая Акбале чашку.
Сумерки густели. Они плясали на рыжем песке по всей косе, у каждого ловецкого костра. За ними вставали черные стены, прятавшие лодки и море. Где эти стены кончались, было неизвестно, во всяком случае очень далеко. Они были полны людских голосов, плеска воды и еще полны, звездами. Звезды были даже дальше, чем стены.