И уже косил чей-нибудь вороватый взгляд на соседский домишко, подмигивал заговорщицки, готовно.
— Там вон, господа станичники. Егоров по фамилии, он из этих, из красных. А мы, слава богу, верующие. Православные мы.
Цокали среди вьюги и тьмы копыта, рвали ночь одинокие выстрелы.
— Еще где краснопузые?
— Пойдемте, господин вахмистр. Я, разрешите представиться, Салов буду. Аггей Аггеевич Салов. По первой гильдии торговал до прихода большевичков.
Низкорослый, с кособоким, опущенным плечом, в надвинутой по самые брови шапке и отороченной каракулем черненной бекеше купец побежал вперед.
— Попрошу за мной, господин вахмистр. — Через несколько домов Салов остановился. — Здесь, — и, шагнув во двор, надавил грудью на покосившуюся дверь.
— Открывай!
— Эй!
— Сейчас. Кого вам?
— Открывай, видать будет кого, — присоединил свой голос вахмистр.
— Ребятенки спят. Не разбудите, ради милости.
— Где сам-то?
— Не знаю, родимые. На заработки в Верный уехал.
— Не знаешь? А на чужое зариться знаешь? Забыла, как муку из сусеков у меня выгребала? Забыла?
— Да уж вы, Аггей Аггеевич!
— Завеличала, вспомнила. Это, господин вахмистр, такая красная, доложу, больше некуда. Председателя чека, Савки Думского, свояченица. Вот кто это, господин вахмистр.
— Выходи. Живо!
— Господи! Дайте хоть юбку наброшу.
— На том свете и так примут. А ну!