Опасное задание. Конец атамана,

Офицер подал Сидорову пакет. Тот надорвал его, вынул письмо и стал читать.

Даже на таком большом расстоянии, на каком находился от террасы полковник, оба увидели, как его красивое холеное лицо сковала хищная гримаса.

Дочитав письмо, Сидоров, схватил офицера за плечи и что-то коротко бросил ему. Офицер, козырнув, побежал из зала, расталкивая танцующих, а Сидоров направился к атаману. Он был совершенно трезв.

На веранде появился Чжу-хе.

— Плоха, шибыка плоха. Ваша столона пылохой люди сюда ходи. Атаман сейчаза мыного солдат зови. Атаман знай колияску, сяду не хочу. Да У-тай сывоих солыдата посылай. Тут савысема билизко китайска солыдата казалыма живи.

— Эх, растак его-так, — Думский рванул из-за пазухи лимонку, но тут же опомнился: «Полно китайцев, губернатор… Возникнет конфликт… Крейз строго предупреждал, чтобы не пускать здесь в ход оружие».

— Ваша нада беги. После наша кыласна командила сыкажи, когда узнавайла, какой люди ходи атамана.

Чжу-хе махнул рукой, давая понять, чтобы Думский и Махмут следовали за ним. Он провел их новым путем к аллее, которая шла прямиком к реке, пожал торопливо обеим руки, сверкнул в темноте белозубой улыбкой и, сказав:

— Нисиво, товалисы, нисиво. Длугой лаза делай надо, — исчез среди кустов джиды.

Схватка

До Койсары оставалось еще далеко, когда стал отчетливо нарастать топот погони. У тех, кто догонял, лошади были свежее. А ночь уже заметно редела, и все больше яснели дали. И скоро весь отряд будет виден как на ладони. По топоту и шуму, накатывающему сзади, Думский старался определить число преследователей и с лихорадочной поспешностью, отбрасывая один вариант за другим, прикидывал, что можно предпринять, чтобы немедленно оторваться, уйти от погони и у Койсары заманить ее под оставленный в засаде пулемет. Принимать здесь бой нельзя, невыгодно, можно потерять половину взвода: слишком неравны силы. Да и место такое, что ни сманеврировать, ни укрыться негде. Ни кустика, ни рва. Один только объемистый валун торчит впереди, возле дороги. Думский взглянул на него и вдруг привстал на стременах. Глаза у него радостно блеснули.

— Сиверцев, Ходжамьяров, — подал он команду, — схорониться за камнем. Задержать, насколько смогете, белую сволочь. А когда спешатся, залягут, кидайтесь нам вдогон.

У Сиверцева и Ходжамьярова были такие кони, что догнать отряд им не составляло особого труда: лучшие на всю округу, не знающие устали степные скакуны.

— Догоним, — бросил уверенно в ответ Сиверцев, спрыгнул с лошади и первым пристроился за камнем. Соскочил, срывая на ходу драгунку, и Махмут.

Тянул предрассветный ветерок. Каемка неба над горами уже набухала густой синевой. И тут, из этой синей полутьмы раннего утра, на бугор перед валуном вымахнул вдруг один из преследователей. Его подавшаяся вперед напряженная фигура, черточка карабина за спиной, околыш фуражки — четко и остро прорезались на фоне посеревшей степи.

Сиверцев узнал во всаднике подхорунжего Телешева. Он скакал охлюпкой.

— А, протрезвел. — Сиверцев приложил к плечу винтовку и выстрелил. Подхорунжего будто ветром сдуло с коня. А на холм по инерции выскочило еще несколько конников. По ним полоснул Махмут, затем снова Сиверцев, и двоих снова смыло на землю.

— Засада, вертайсь. Рассыпайся по-одному. Ложись, — послышались выкрики, и бугор опустел.

Прошло какое-то время, прежде чем из-за бугра застучали, похожие на хлопки бичей выстрелы и, тонко посвистывая, высоко и густо стали буравить воздух пули.

— Не видят из-под бугра ни нас, ни камня, — шепнул Махмуту Сиверцев и, полузакрыв ладонью рот, неожиданно громко закричал: — Эскадрон, готовь гранаты. — Немного переждав, подал новую команду: — Чирков, Евсеев, на левый фланг к эскадронному, живо, по коням! — и толкнул Махмута.