— Виноват, товарищ командир. Только был огонек, честное слово!
Ничего не было видно в кромешной тьме, но Джигит метался по площадке, напряженно вглядываясь в сторону берега, и все время бормотал:
— Был огонек! Клянусь! Был огонек!
Гидроакустик доложил, что очень слабо сквозь шум прибоя прослушивается какой-то непонятный звук — не то стон, не то скрежет.
— На якорь не стать, сорвет, — сказал Семенов.
Антипов посмотрел на командира. Командир знает, как поступить.
— Шлюпку с правого борта изготовить к спуску.
Матросы выскочили на палубу. Бросились к шлюпке. Стали снимать брезент. Он был жестким, будто выкованным из железа, и гулко звенел. Потребовалось немало усилий и ловкости, чтобы стянуть его с «шестерки». А когда его наконец сняли, он вытянулся на палубе промороженным колпаком, все еще храня очертания шлюпки, и казалось, будто рядом с расчехленной шлюпкой стоит еще одна, зачехленная.
Боцман приказал вывешивать шлюпку. Двое матросов прыгнули в нее и взялись за тросы. Один из них был Сеня Коган.
— Коган! — закричал мичман Зуев. — Куда тебя понесло? Вконец закачает!
Но Коган вцепился в шершавый трос обеими руками, замотал головой:
— Я в шлюпочной команде, товарищ мичман. Если не пойду — удавлюсь. И грех — на вашу душу!
Боцман только рукой махнул. Черт с ним, поработает веслами, может, и верно отойдет! Такое бывало.
Матросы у шлюпбалок принялись быстро вертеть рукоятки барабанов. Шлюпка приподнялась и вместе со шлюпбалками начала выдвигаться за борт.
— На якорь не становиться. Ходить на самом малом. Шлюпку примете с подветренной стороны. — Лохов отдавал приказания четко, уверенным голосом.
На мостик поднялся врач, немолодой, в очках. Снял очки, начал протирать, пожаловался:
— Все время мутнеют. Мне идти на шлюпке?
— Приготовьте все, что может понадобиться, в кают-компании, — сказал Лохов. — Если будет нужда, пойдете на скалы вторым рейсом.
— Есть.
Семенов сказал: