— Но, быть может, вами движут и другие чувства. Холмы Сполето и виноградники Тосканы будут еще более романтичны и живописны, если их обозревать сообща, а не порознь. Слышите, матушка, вы не боитесь этой коварной красотки?
— На холмах Сполето восседает мой муж, герцог Альберих, давний знакомый вашего властелина, — за Берту ответила Мароция.
— Похоже, что вы, как и мой сюзерен, не слишком горите желанием вновь увидеть его.
— Быть может вы и правы. Зато я бы не отказалась увидеть вашего сюзерена. Глядишь, и бургундские леса, быть может, понравятся мне более, чем виноградники Тосканы. Как вам такой вариант?
— Я приглашаю вас, блистательная герцогиня. Мы можем поехать осматривать наши леса, как только вы пожелаете, — и в глазах купившегося Гуго внезапно вспыхнула похотливая надежда.
— Увы, благороднейший граф, но вы не сюзерен Бургундии. А я имею дело только с сюзеренами, — усмехнулась Мароция, и Гуго обиженно поджал губы. В эту секунду бургундец увидел, что за ними напряженно и хмуро наблюдает Гвидо. Решив перевести все дело в шутку, Гуго громко расхохотался и, приобняв своего сводного брата, повел его внутрь дворца. Дамы молча последовали за ними, каждая обдумывая свои цели.
Остаток дня гости провели сначала в фамильном склепе тосканских графов, где помолились за усопшего графа Адальберта, после чего был устроен торжественный ужин, где поминальные молитвы и тосты легко сочетались со здравицами в честь Берты и ее детей. Гуго, выпячивая свое старшинство, с первых же минут повел себя в Лукке как хозяин. Даже на пиру он уселся по правую руку от Берты, усадив слева от нее Гвидо, а далее Ирменгарду. Справа от себя нашлось место епископу Поджо и, таким образом, Мароции, впервые за время пребывания в Лукке, пришлось сесть за гостевой, а не хозяйский, стол. Пускай и в качестве самой дорогой гостьи.
Дальше-больше. В последующие дни, когда Берта перед ужином проводила свои семейные советы, Мароция и вовсе перестала на них приглашаться. Она чувствовала, что все это было сделано по инициативе Гуго, причем здесь была как явно личная месть, так и определенные, вполне корыстные цели, в достижении которых Мароция могла ему помешать. Несколько раз она попыталась переговорить с Гвидо, который, очевидно, становился теперь главной помехой на пути своего брата-интригана, но Гвидо, на свою беду, по-прежнему избегал ее, каясь за свой поступок в ночь смерти отца.
А на семейных советах действительно началась нешуточная борьба за наследство Адальберта Тосканского. Гуго, прежде всего, заручился поддержкой своей сводной сестры Ирменгарды, по всей видимости, найдя ключи то ли к ее сердцу, то ли к разуму. Первое, при живом муже, графе Адальберте Иврейском, представлялось маловероятным, второе — и вовсе иллюзорным по причине отсутствия двери. Мнение Ламберта на сегодняшний момент авторитета покамест не имело, и на него Гуго решил не тратить своих сил и красноречия. Что касается самой Берты, своего потенциально самого серьезного оппонента, то здесь Гуго решил смешать все карты. На первом же семейном совете Гуго начал активно настаивать на том, чтобы именно их мать оставалась единственной в Тоскане носящей графский титул, не спеша делиться им с Гвидо, объясняя это неопытностью последнего и тяжестью текущего момента, когда враги обложили Тоскану со всех сторон. Кто-то будет против?
Положение Гвидо становилось отчаянным. Чтобы защитить свои законные наследственные права он, воспитанный в духе беспрекословного подчинения родителям, оказался теперь перед необходимостью в одиночку идти против всей своей семьи. Ему ничего не оставалось, как постараться унять все свои страхи и вымышленные угрызения совести. На пятый день пребывания своего незваного братца в Лукке, Гвидо вновь появился в спальне Мароции. Та радостно бросилась ему навстречу, изменяя своему прежнему хладнокровию, и обвила его шею руками. Но Гвидо, мягко отстранившись от нее, с грустью поведал обо всем, что происходило последние дни.
— Не понимаю, почему такое сильное и независимое государство, как Тоскана, по сию пору остается маркграфством и его правителя назначает король Италии? Кому так было удобно? Почему тогда мой покойный отец, вступая в права маркиза, не считал для себя нужным испрашивать чье-то разрешение? Почему теперь все иначе? Кажется, у меня нет выхода, я так и останусь висконтом, — печально резюмировал он свой монолог.
— Никогда не говори при мне так, мой спаситель. В свое время я думала также, тогда в Сполето, и вдруг появился ты. После этого я уверена, что в любой ситуации можно найти решение.
Она думала очень долго и Гвидо уже было совсем закис, тоскливо разглядывая узоры ковров, развешанных по стенам спальни. Наконец, окончательно согласившись с собой в принятом решении, Мароция подошла к нему, взяла его за руки и, пристально глядя ему в глаза, предложила ход действий. Услышав ее слова, висконт просиял.
— Ну, мой милый бургундец, завтра ты запоешь по-другому. Жаль только, что я не услышу твои трели, — рассмеялась Мароция, затворяя за Гвидо дверь.
Эпизод 24. 1669-й год с даты основания Рима, 3-й год правления базилевса Константина Багрянородного (сентябрь 915 года от Рождества Христова)
Следующий вечер, по замыслу Гуго Арльского, должен был внести окончательную ясность в дела тосканского дома. Как всякий умелый интриган, Гуго был неплохим психологом и уже давно понял, что брат его Гвидо, во всем слепо подчиняющийся своей матери, не пойдет на открытый скандал с ней и с остальными родичами, и уж тем более не потребует открыто отстранения своей матери от ведения дел в графстве. Других же аргументов у Гвидо не имелось, а, стало быть, ему придется смириться с прежней ролью висконта по крайней мере до того дня, когда Господь призовет Берту к себе. А за это время утечет немало воды и только сам Создатель знает, коротки или длинны окажутся жизненные пути сводных тосканских братьев, среди которых Гуго имел старшинство.
Семейный совет начался с многословного монолога бургундца, в котором он обрушил потоки лести на свою матушку, в красках живописал всю неоднозначность ситуации в италийских землях, и из его слов выходило, что именно Берта все эти годы спасала Тоскану от поглощения ее алчными соседями, тогда как своему отчиму Адальберту он отвел роль второстепенную и сакцентировал внимание на всех постигших покойного графа неудачах. Берта восприняла его слова как само собой разумеющееся, она целиком была согласна с интерпретациями своего старшего сына. Ирменгарда также охотно кивала своей прелестной головкой и временами удачно подпевала Гуго. Возмущение юного Ламберта вспыхнуло яркой свечой, но было тут же задуто суровым и требовательным взглядом матери. К удивлению всех присутствующих, Гвидо, во время речи брата, не проронил ни слова и все уже решили, что он таки сдался. Расслабившийся Гуго, удовлетворенный собой и происходящим, уже хлопнул в ладоши и позвал слуг за вином, но тут Гвидо поднялся со своего места и заговорил, расхаживая вокруг своих родственников и медленно, но четко подбирая слова.
— Речь моего брата, несомненно, мудра, и оспорить ее практически невозможно. Все мы знаем, сколь долго и успешно наша матушка, да благословит ее Господь, несла на своих плечах все бремя наших дел, отстаивая наши интересы и укрепляя наше могущество. Полагаю, что наша матушка достойна лучшей участи, чем оставаться просто графиней Тосканской и приносить спокойствие и процветание только нашим землям, тогда как прочие земли Италии разорены войнами и самоуправством баронов. Все мы, собравшиеся здесь, печемся прежде всего о спокойствии наших подданных, могуществе Тосканы и величии нашего рода. Судьба предоставляет нам великолепный шанс распространить это величие на все италийские земли и прославить в веках имя нашей матери, как объединителя этих земель. Я предлагаю вам, моя любимая и драгоценная матушка, добиваться руки и сердца вдового короля Беренгария и верю, что его благородство, вкупе с вашей мудростью и красотой, принесут счастье и подлинное могущество этим землям и прославят вовеки наш род.
Гвидо, закончив свою речь, по-прежнему нервно расхаживал вдоль стола, за которым сидела родня. Гуго задумался, очевидно, просчитывая открывшиеся варианты. Ламберт радостно смотрел на своего родного брата, не до конца понимая все им сказанное, но чувствуя за ним правоту. Ирменгарда переводила свой взгляд с Гуго на мать, пытаясь уловить их реакцию. Первой нарушила молчание Берта.
— Я благодарю автора этой идеи за мудрое, лестное и, безусловно, интересное предложение.
ebooksa