Не в деньгах счастье

— Бр-р-р, какие ужасы ты, Иоанн, говоришь.

— Изучай историю. Все циклично, повторяется.

— Знаешь, Иоанн Иоаннович, когда я шел на службу в милицию, была романтика профессии. Ах, как звучала песня из телевизионного сериала «Следствие вели знатоки» … «Наша служба и опасна, и трудна… Трам, тарам, тамтарам… Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет. Значит с ними нам вести незримый бой. Так назначено судьбой для нас с тобой… Трам, тарам, тамтарам». Вот, блин, было же время, — со слезами на глазах пропел расчувствовавшийся полковник.

— А сейчас прут в органы в основном, чтобы иметь власть и возможность зарабатывать большие бабки.

— Ну, ты, Беглецов, не очень-то обобщай. Во все времена были разные люди с разными устремлениями и различным отношением к службе.

— Вот ты темный человек, Иоанн, тебе многое понять не по силам. Приведу наглядные примеры для прояснения восприятия. К нашему оперу где-то в отдаленном районе обращается коммерсант. Он хочет обломать бизнес своему конкуренту по заготовке лесопродукции на таежных делянах. Типа сделать противника жуликом (обвиняемым), а самому превратиться в терпилу (потерпевшего). Заносит бабки за возбуждение уголовного дела. Мент начинает шить дело. Он вообще может разлохматить дыню (хорошенько подумать) и раскозлить ерша (смешать в обвиниловке разные фуфловые уголовные статьи, как водку смешивают с пивом).

А тот обиженный бедолага, второй предприниматель, бежит к местному прокурору, чтобы он в порядке надзора за полицией урезал пыл обнаглевшему следаку, сломал уголовку. Ну, конечно же, за вполне определенную мзду. Прокурор в рамках закона ломает обвиниловку (прекращает необоснованно возбужденное уголовное преследование этого предпринимателя). Оба правоохранителя отработали и, по понятиям, честно заработали свои деньги в этом процессе. Один в рамках своих полномочий возбудил дело, а другой его прекратил в порядке надзора. Что делает ушлый первый предприниматель, возжелавший сожрать конкурента? Он бежит в Пентагон (так называют вышестоящего прокурора из областной прокуратуры) и за бабки решение районного прокурора ломается (отменяется). Обвиниловка (уголовное дело) продолжается расследованием. Материалы следствия фугуют (передают) в суд. Обвиняемого могут при этом забросить в трюм (избрать меру пресечения в виде заключения под стражу). Потенциальный осужденный бежит опять к прокурору, чтобы отмазаться от беспредельной меры и от карячащегося ему реального тюремного срока. У районного прокурора схема хэлпинга (помощи) выстроена. Судья — его подельница и любовница, захудалому замухрышке он уже помог стать адлакатом (плохим адвокатом), купив адвокатский статус. Короче, любой судебный процесс может быть обставлен так, как вздумается его организаторам и плательщикам. Можно будет перебить (изменить квалификацию инкриминируемого деяния) или вообще устроить оправдос (оправдательный приговор). Тут полный реальняк и нет никаких инъекций в протез (бесполезного вливания денег), как и нет неуправляемого заноса (попытки дачи взятки должностному лицу через малознакомого человека). Суд ведь может на законных основаниях дать, например, три года реального срока или отмерить этот срок условно. Прикинь, как заплатишь, так и будет. Так же может быть и в касатке (вышестоящем суде). Могут обвиниловку сломать или засилить (оставить в силе акт нижестоящего суда). Вообще-то, судьи бывают двух типов: римские монахи или монахини (правильные, справедливые) или заморские кукушки (блатные судьи, мужчины или женщины, не важно, желающие разбогатеть и смотаться за границу). Причем заморская кукушка даже осень в дупле (гиблое, неперспективное гражданское или уголовное дело) может поднять или укроп на грядке (перспективное дело) сломать, похерить, развалить.

Можно, конечно, покувыркаться, наняв масонов (опытных, с обширными связями адвокатов) в качестве апелляторов. Они могут погнать гусей за Енисей (подача заведомо бесперспективной апелляционной или кассационной жалобы с «приостановкой», т. е. затянуть исполнение неправильного судебного акта). А потом за большие бабки либо заморозить (оставить в силе) или, наобезьянив (сфальсифицировав доказательства), сломать дело или снизить срок отбывания наказания, улучшить содержание.

— Да брешешь ты все, полковник Беглецов. Такого быть не может. Если и есть какие-нибудь частные случаи, то они еще не есть вся правоохранительная система, — включился в разговор Иоанн Сусанин.

— Слушай сюда, Иоанн, и наматывай на ус, — продолжал свой рассказ изрядно захмелевший мент. — Например, за снижение реального срока за какие-нибудь тяжкие преступления нужно обязательно башлять. За каждый годик надо заплатить миллиончик. А за отбывание срока в наиболее благоприятных условиях, например, в Иркутской колонии, а не в отдаленной северной, забытой богом, Усть-Кутской, надо забашлять ГУФСИНу. Ну, если, конечно, ничего не помогло, и тебя приговорили к отбыванию срока в местах лишения свободы.

Но вернемся опять к нашим лесозаготовителям. Поскольку на воровстве леса зарабатывает огромная армия чиновников и правоохранителей, почти у каждого «лесника» есть своя крыша. Припоминаю неформально проведенную коллегию областной прокуратуры с ГУВД Иркутской области в узком составе. Рассматривалась тема взаимодействия верхов с низами правоохранительной схемы по лесной тематике.

Некоторые бизнесмены, не желая тратить время и лишние деньги на тягомотину в низших структурах, сразу бегут покупать необходимое им «правовое» решение в областные структуры. Понятное дело, что внизу выполнят любое начальственное указание из области. Кому охота терять хлебное местечко. Но, чтобы не возникало междоусобных противоречий, высокие областные чины сошлись на необходимости принятия совместно приемлемых решений по каждому конкретному случаю на генеральском уровне. Потом главный прокурор, почесав репу, недоуменно произнес: «Блин, так наши орлы, зная заранее о высоком повелении, все равно срубят бабки на своем районном уровне у противоположной стороны. За то, что их решения будут потом снесены, они уже ответа перед просителями, оплатившими их услуги, ни морального, ни материального не понесут». Все зашлись хохотом после этой тирады прокурора.

— Это че же получается. Прокурор и начальник ГУВД, генералы, по совместительству являются ворами в законе и у них, так сказать, сходняк? — удивился Иван Сусанин.

— Ну, типа того. В самом настоящем законе…

— Вот нихера себе штучки-дрючки.

— Лесная тема вообще одна из самых больных, — продолжил со слезами на глазах уже изрядно окосевший полковник. — Вот мой коллега из одного отдаленного северного района говорил, что воровство лесных ресурсов он мог бы остановить в течение двух недель. Ни одно бы бревно не уехало из тайги без соответствующих законно оформленных документов. А так получается следующее: после задержания лесовоза без сопроводительных документов на перевозимые объемы древесины телефон начальника полиции начинает раскаляться от звонков сердобольных защитников-крышевателей. Звонят бандиты, вышестоящие начальники и руководители смежных правоохранительных структур. Типа отпусти лесовоз. Документы где-то завалялись. Мы виновных сами накажем… Как тут бороться с этим злом?!

Один мой друг из самого захудалого района, завершив мэрскую карьеру, переехал в Иркутск. Район-то его богат был лесами. Правда, он яхт и замков купить не смог. Зато в Иркутске приобрел себе девять квартир. Теперь в одной живет с женой, а остальные сдает в аренду. Какая-никакая прибавка к скромной пенсии. А если бы мешал рубке леса своим правдорубством, сидел бы не в теплой квартире, а на нарах в зоне. Понимаешь, Иоанн, такая вот жизнь получается. За Родину мне обидно и за себя. Я ведь тоже, как высокопоставленный, но винтик, встроен в эту порочную систему, — последние слова полковник Беглецов произносил горько рыдая.

Потом он медленно стал сползать со своего кресла, и через минуту уже лежал, отрубившимся на полу, в собственном рассоле из переработанной организмом недюжинной дозы выпитой ранее текилы.

Заботливые охранники подпольного казино бережно перенесли обессиленное тело неудачливого игрока куда-то в лоно зоны отдыха для лиц, утративших возможность самостоятельно передвигаться.

Иван Сусанин переключил свое внимание на игровой стол рулетки, за которым еще недавно стоял отче Вадим Иорданский. Но его там почему-то не было. Иван стал взглядом обшаривать игровой зал и вдруг наткнулся на скорбную фигуру, очень напоминающую телосложением нашего священника: плечи у этого человека были узенькими, торс тщедушным, а пузо, как у беременной женщины, находящейся на сносях. Священник стоял на коленях, судорожно крестился, вознося, по-видимому, молитву к Богу. Иван потихоньку приблизился к нему.