Что-то Костя Харитонов, наш Соленый генеральный директор, задерживается.
Вчера Константин Иванович решил отметить предстоящий успех своей временной, но очень удачной работы генеральным директором: «Шеф сказал, что завтра подпишем кредитный договор. Нам на расчетный счет шуранут двести пятьдесят миллионов рублей. Я их зафигачу по указанию шефа, конечно, в Москву на обналичку. В течение двух месяцев накопится выручка от аренды на моем объекте. Часть денежных средств перечислим банку, исполнив добросовестно первые платежи по кредитному договору. Потом я на период своей командировки приказом назначу Кувалду исполнять обязанности генерального директора предприятия. А сам махну на передержку в Грузию, пока банкиры и менты не перебесятся. Валерий Михайлович уже прикупил мне билеты, сделал заграничный паспорт. В Грузии уже пацаны ждут меня. Буду под кипарисами пить вино и писать стихи. Мне ведь удавалось их писать только в тюрьме. Там делать особо нечего, фортепьяно нет, вот и прорвало вулканом поэтическое творчество. Сергей Алексеевич сказал, что у меня определенно есть талант. А он в этом деле сечет».
Костя потонул в грезах. Ему начало видеться, как он, кучерявый и с бакенбардами, строчит гусиным пером по старинному папирусу непревзойденные шедевры поэтического мастерства. Рядом стоят и обмахивают его опахалами обнаженные красавицы-музы: Наталья Гончарова, Айседора Дункан, Лилия Брик и еще кто-то. Их лиц не видно, их скрывают черные кружевные вуали.
Потом он вдруг начал ощущать себя Хилоном Спартанским — древнегреческим поэтом из шестого века до нашей эры. Из-под его пера стали проступать строки древней мудрости: «К друзьям спеши проворнее в несчастье, чем в счастье», «Языком своим не упреждай мысль». При этом представительницы самой древней профессии — гетеры — возлежали у его ног. Знаменитая гетера Аспазия читала другим жрицам любви уроки риторики. И все они с чувством глубокого уважения и почитания поочередно отдавались Соленому, даря ему почти небесные, самые изысканные ласки.
Потом от знойных девиц из теплых краев сознание Костяна понесло его в родные Сибирские просторы. Он увидел свою дачу в кедровом лесу на берегу Байкала и идущего к нему навстречу прихрамывающего с тросточкой в руке Федора Демидова. Где-то недалеко, в сверкающих лучах солнца, стояли Валерий Михайлович и Сергей Алексеевич. Они приветливо улыбались и жестами приглашали Костю проследовать к ним. Соленый рвался из последних сил, но никак не мог сдвинуться с места. Он начал кричать и звать на помощь своих друзей. Но их образы стали растворятся в меркнущих лучах катящегося на закат багрового солнечного диска.
На самом деле Константин Иванович Харитонов лежал и умирал у себя дома. В той квартире, которую ему прикупили из средств общака за то, что он, находясь в тюрьме, задушил одного мерзкого козла — ментовского стукача.
Причиной, скрутившей Соленого, стал «Боярышник». От безденежья он пристрастился к этому, казалось бы, безобидному спиртосодержащему препарату. Тогда от этой отравы погибли, только по официальным данным, семьдесят семь человек. А на самом деле сколько никчемных и никому не нужных людей завернуло ласты, никто не считал. Как говорится: «Помер Максим, ну и х… с ним». Таких было человек двести или триста, доподлинно неизвестно. Бакланили, что менты поганые и кто-то из больших чиновников крышевал этот «спиртосодержащий» бизнес. Они, конечно, как это часто бывает, остались безнаказанными, а засудили потом стрелочника — участкового милиционера.
Что можно сказать про это пойло? Это, типа, коньяк для малоимущих. Вроде недорого, как бы по карману работягам, бичам и пенсионерам, но с ног сбивает серьезно, не по-детски.
Но в этот раз Харитону попался злосчастный фунфырик с фальсифицированным содержимым. Сосед, по кликухе Косой, притаранил его под будущий денежный расчет. У Кости сейчас не было денег, но скоро-то он станет богатеем.
Не стал. Не справился организм туберкулезника с метаноловой отравой. Костя доживал свои последние минуты и прекрасно это понимал.
— Кувалда, быстро давай гони к Соленому. Чует мое сердце что-то неладное, — тревожно закричал Валерий Михайлович.
— Че орешь, шеф, у меня слух хороший. Сейчас слетаю по-бырому. Может он еще спит после вчерашнего. Пацаны цинканули, что он с Косым пересекся. Буханули, наверное, вот и спят себе, сопят во все дырочки.
— Давай, Кувалда, побыстрее. Ты че, не знаешь народную мудрость: «Сделал дело, бухай смело».
— Я-то знаю, а вот Соленый может быть позабыл.
Кувалда примчался на хату к Соленому, он тарабанил в дверь, кричал, взывая Костю открыть «калитку». Отчаявшись получить ответ, Кувалда по водосточной трубе влез в открытое окно квартиры генерального директора Кости Харитонова. Но было уже поздно. Костян приказал долго жить… Как будто бы из заоблачных небесных динамиков приглушенно стали звучать строки из стихотворения «Прощальное».
— Кажется, я врубился в причины неудачного похода Федора в «БВН-банк», — задумчиво произнес Валерий Иванович. — Сиплый, возьмешь с собой Клешню, и смотаетесь за нашим шапирой. Пусть он вас на Иркут вывезет, типа шашлыки-машлыки. Там его спросите, как он со своей адвокатской конторой Федору Демидову гашение судимости организовали. Они мне бакланили, что погашение и снятие судимости регулируются уголовным законодательством России, а у них там, типа, все схвачено и регулируется взятками-долларами. За бабки они сделают прекращение судимости, и Федор будет являться несудимым. Ведь наличие судимости ограничивает некоторые гражданские права, поэтому вопросы, связанные с процедурой избавления от судимости, актуальны для определенной категории граждан. Ну, так нам в банк надо было ласково ломануться. Умничали суки, а сами, по-видимому, купили справку в ИЦ УВД, а в компьютерной базе данных изменения так никто и не собирался делать. Думаю, шапира быстро расколется. Потом кинете его в реку, где течение сильное.
— Шеф, а если он того этого…
— Говно не тонет, не волнуйся.
— Ясно, шеф, все сделаем.
— А потом, когда шапира вынырнет, заберете у него ключи и документы на новенький джип и саму машину. Это он, сука, на мои бабки оттопырился. Пусть теперь пешком ходит.