– Спасибо, – ответила я и сделала пару шагов в сторону зала.
Владимир юркнул в мой кабинет. Я опять вернулась к двери, моля бога, чтобы никто меня не застал за этим неприличным занятием.
– Вова, ты всех свидетелей опросил? Тогда сделаем так. Я займусь новым трупом, а ты поезжай, возьми у телефонного оператора распечатку звонков Полянского и выясни, кому чаще всего звонил покойный. Отсортируешь: кто друзья, кто родственники, кто деловые партнеры. Со всеми надо поговорить. Пообщаешься – доложишь. На ровном месте ядами не травят.
– Все-таки яд?
– Да, Карлович звонил. На стенках бутылки нашли химическое соединение, которое в маленьких дозах используют в фармакологической промышленности.
– Ясно, – вздохнул Владимир. – Там, кстати, отец Полянского приехал. В зале сидит. Его коньяком и валерьянкой отпаивают. По всему видно, что плохо мужику.
– Ну это понятно. Я сейчас немного разберусь с бумагами и выйду. Все, беги.
Понимая, что меня могут обнаружить за дверью, я срочно ретировалась. Скорости моей позавидовал бы олимпийский чемпион: когда Владимир вышел из моего кабинета, я уже была у входа в зал.
Весь наш персонал в скорбном молчании стоял у стены. Чем-то это напоминало траурный караул. В центре зала сидел пожилой мужчина, на котором были сконцентрированы взгляды всех присутствующих.
«Димкин отец!» – догадаться было нетрудно.
До сегодняшнего дня самого главного босса мне видеть не приходилось, и я почему-то представляла Петра Максимовича иначе: высоким, массивным, со строгим выражением лица, полным сил и энергии, непременно в костюме и в галстуке.
Сейчас в кресле сидел сгорбленный старик с растрепанными седыми волосами и потухшим взглядом. Рядом с ним стоял Андрей Михайлович. В одной руке он держал коньячный бокал, в другой – рюмку с прозрачной жидкостью.
– Выпейте, Петр Максимович, ну выпейте, – повторял Андрей Михайлович, протягивая обе руки на выбор.
– Не могу – не помогает, – мотнул головой Петр Максимович. – Ты лучше мне объясни, Михалыч, почему? Почему мой сын? Что произошло? Как такое вообще могло случиться? – спрашивал он как в бреду. Казалось, он и не ждал ответов, понимая, что правду ему сейчас никто не скажет. Она есть, но до нее еще надо докопаться.
До слез было жалко Петра Максимовича. Многие не сдерживали свои эмоции: кто-то украдкой шмыгал носом, кто-то, не стесняясь, тихо плакал. У меня тоже подозрительно защипало в глазах. Я достала платок и, отвернув лицо, смахнула слезинку.
– Это Димин отец? – спросила Катя, каким-то образом возникшая за моей спиной.
Я даже не заметила, как она вышла из коридора.
– Да.
– Я подойду к нему.
Катя подалась вперед. Я схватила ее за локоть, чтобы остановить.