Собиратель реликвий

22
18
20
22
24
26
28
30

Дюреру грим был не нужен. Рыжие кудри и борода вкупе с тонкими чертами продолговатого лица делали его идеальным исполнителем роли возлюбленного ученика Иисуса. Он занял свое место по правую руку от Спасителя.

Место Иуды находилось с краю стола, близ ларца с благовониями. Загримированному Дисмасу прилепили накладной нос, чтобы придать лицу преувеличенно семитские черты.

Остальные апостолы – сливки савойского общества, знатные вельможи и высокопоставленные чиновники – смотрели на Дисмаса с презрительным отвращением. На его приветливые улыбки отвечали холодными взглядами и поджатыми губами. Неудивительно, что Ростангу было трудно отыскать исполнителя на роль Иуды. «Да, не сладко быть иудеем среди христиан», – подумал про себя Дисмас.

На столе стоял большой глиняный кувшин, накрытый салфеткой, помеченной крохотным красным крестом. Дисмас взял кувшин и двинулся вокруг стола, наполняя вином чаши апостолов. Поблагодарил его только герцог Карл. «Интересно получается, – подумал Дисмас. – Иисус – единственный вежливый человек за столом».

Дюрер рассеянно поднес чашу к губам. Дисмас громко кашлянул. Дюрер, спохватившись, притворился, что сделал глоток.

В жаровнях для благовоний мерцали тлеющие угли. Дисмас подошел к ларцу, зачерпнул пригоршню смирны пополам с маковыми шариками Парацельса и высыпал на угли. К потолку поднялись клубы густого дыма.

– Ах, смирна! – воскликнул герцог. – Мой любимейший дар волхвов. Кому нужно золото, если есть смирна! – Он втянул носом воздух и поморщился. – Должно быть, из старых запасов. Итак, братие, начнем, пожалуй. – Герцог воздел чашу и возгласил: – За призвавшего нас в Сионскую горницу!

Все осушили чаши. Дисмас немедленно поднялся и, обойдя стол, еще раз наполнил чаши до краев и снова услышал благодарность только от Иисуса.

Вернувшись на свое место, Дисмас всыпал в жаровню еще горсть благовоний. Над столом зависла гряда кучевых опиумных облаков. Воздух в горнице словно бы сгустился.

Глаза присутствующих подернулись пеленой, а речь становилась все менее внятной. Дисмас, обнадеженный этими симптомами, с усердием подливал в чаши приправленное грибами вино и подсыпал опиум в жаровни.

Апостол Иаков Алфеев, очарованно глядя на горящую свечу, коптил в пламени кончик пальца. Иуда Фаддей завороженно поглаживал бороду апостола по соседству, приговаривая, что на ощупь она точь-в-точь как причинное место его супруги. Варфоломей разорвал пресную лепешку на куски, скатал хлебные шарики и пытался ими жонглировать. Иаков Зеведеев постучал по столу ладонью, приложил ухо к столешнице и напряженно вслушивался, шикая на остальных.

– Вот, – сказал он Варфоломею, – слышишь?

Заинтригованный Варфоломей тоже начал колотить по столу.

Симон Зелот пытался ухватить себя за язык и, улюлюкая, вытянуть его изо рта как можно дальше.

Герцог Карл хлопнул в ладоши, призывая к тишине, но, вместо того чтобы произнести тост, с чрезвычайным любопытством принялся разглядывать свои пальцы.

– Па-а-а-а-слу-шай-те… – наконец протянул он. – Па-слу-у-у-у-у-у-у-шай-те все-е-е-е-е… – С трудом поднявшись на ноги, он воззвал к апостолам: – И-и-и-истин-но говорю-ю-ю-ю…

На него не обращали внимания. Каждый был занят своим делом: кто вытягивал язык, кто коптил палец, кто стучал по столу…

Карл обмяк, внезапно погрустнел и завалился на возлюбленного ученика Иисуса.

Матфей стукнул чашей по столу и возопил:

– Боже!