Цирцея

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что из него делают?

– Заживляющие мази. Тысячелистник останавливает кровь.

– Можно посмотреть? Ни разу не видела, как колдуют.

Эти слова польстили мне не меньше, чем похвала Телегону. Я освободила место у стола. Пенелопа была угодливым слушателем, осторожно задавала вопросы, пока я перечисляла составляющие и объясняла их назначение. Она попросила показать травы, с помощью которых я превращала людей в свиней. Я положила горсть сухих листьев ей на ладонь.

– Я ведь не превращусь сейчас в свиноматку, правда?

– Для этого нужно проглотить их и произнести могущественные слова. Только растения, рожденные из крови богов, являют свою волшебную силу без заклинаний. И нужно быть колдуньей, я полагаю.

– Богиней.

– Нет. Моя племянница была смертной, а чары накладывала не слабее моих.

– Твоя племянница. Не Медея ли?

Странно было столько лет спустя слышать это имя.

– Ты ее знаешь?

– Знаю из песен аэдов да представлений, что дают при дворе.

– Я бы послушала.

Она говорила, а деревья за окном потрескивали на ветру. Медея и впрямь ускользнула от Ээта. Добралась с Ясоном до Иолка, родила ему двух сыновей, но к колдовству ее он питал отвращение, а народ его презирал Медею. Прошло время, и Ясон захотел взять в жены другую – милую, всеми любимую местную царевну. Медея это мудрое решение одобрила и послала невесте дары – венок и плащ собственной работы. Надев их, девушка сгорела заживо. После Медея приволокла своих детей к алтарю и, поклявшись, что Ясону они не достанутся, перерезала им горло. Потом призвала запряженных в колесницу драконов, чтоб отвезли ее обратно в Колхиду, и больше Медею не видели.

Над изложением, без сомнения, поработали, но я и теперь помнила сияющее, пронзительное лицо Медеи. И верила: она на все пойдет, но не проиграет.

– Когда-то я ее предупреждала, что брак этот бедой закончится. Вижу, что оказалась права, но радости в том нет.

– И редко бывает, – сказала Пенелопа тихо. Наверное, она думала об убитых детях. Я тоже думала о них. И о колеснице с драконами, принадлежавшей, разумеется, моему брату. Невероятным казалось, что Медея вернулась к нему после всего случившегося между ними. Однако я видела в этом смысл. Мой брат хотел наследника, а Медея была похожа на Ээта больше кого бы то ни было. Она росла и воспитывалась на его жестокости и в конце концов не смогла перемениться, как видно.

Я полила тысячелистник медом, добавила пчелиный воск для густоты. Воздух был мускусно-сладок и едок от трав.

– Так что же делает тебя колдуньей? – спросила Пенелопа. – Если не божественная природа?

– Точно не знаю. Раньше я думала, это передается по наследству, но Телегон чарами не владеет. Я пришла к выводу, что главное тут – воля.