Людей только не обижайте и не троньте общественного добра! За такие дела мы строго накажем.
Вернитесь домой, казаки! Побаловались и будет!
Обсудили с Поповым наше творение и крупно подписали. Знай наших!
Я настолько гордился этим нашим обращением, что копию его приложил к боевому донесению. Через несколько дней получил новый боевой приказ и оценку моих боевых действий. Вообще-то все одобрили, но я был немало удивлен, узнав, что правом наказывать или амнистировать я вовсе не наделен. Оказывается, такое право принадлежит только самой что ни есть верховной власти! Особенно не ругали, больше добродушно ухмылялись…
— Попов! Ты это читал?
— Специально послали. Не поленились… А что им еще с нами, болванами, делать!
Хорошо мне с Поповым. Толковый человек и деловой! На вид только тихоня.
Напав на след ватаги, начали яростное преследование. Издали щекотали нервы пулеметами и при малейшей возможности бросались на рубку. Мятежники боя не принимали и, меняя лошадей, уходили в глубь тайги. Заводные кони у них были, и в этом их преимущество. Хотя наши кони лучше казачьих, но они выбивались из сил. Потников сушить некогда было, и появились потертости.
Попов предлагал дневку. Иначе коней погубим.
— Нет! Никакой дневки. Упустим — где потом найдем? Помет смотрел? Овсом уже не кормят!
— Вымотают, чтоб потом напасть…
— Нет, не до нападения им. Неудача в Илье и потеря командира выбили их из колеи. Банда какого-то выхода ищет или чего-то ждет. Что она может ждать? Либо прибытия больших новых сил, либо примирения с нами. На новые силы у них уверенности нет, но на примирение надеются. Потому они и избегают столкновения с нами, избегают появляться в населенных пунктах, и за десяток дней уже не было ни одного акта насилия…
— Значит…
— Преследовать, товарищ Попов. Ни минуты им покоя!
Так мы и делали. Но «воевали» и наши обращения. Попов за ними следил и однажды сообщил:
— Воззвания все сняты. Не рвут их, а аккуратно снимают.
А вот и первая ласточка, — казачище огромного роста в лихими усами. Встречал я его, когда тот за пропуском на охоту в Китае приходил. Талаканский, не то Илларион, не то Илларионович. Хороший он хозяин, говорили, и охотник что надо. Плут только несусветный и рука у него с клеем. Прилипает к ней чужое добро.
— По этой бумажке я, значится. Из тайги сдаваться пришел. Коня под навес поставил колхозный. Подковы снял… шашка вот…
— Винтовка где? Патроны и гранаты?
— Не было у меня. Обещали, когда Илью возьмем.