— В рубке, колпак снесло!
— Какой колпак? Назвать правильно!
— Прошу прощения. Сферу с поста управления артогнем.
Почти машинально Изотов переключил управление артиллерийским огнем на себя и приказал:
— На палубу не выходить. Пусть так будет! — И бросил через плечо: — Штурман, записать в вахтенный журнал.
— Есть. Уже пишу, — глухо ответил Волков.
Изотов сказал Рогову:
— Надо сразу, как придем, сообщить конструкторам. Не продуман этот узел.
— А они и не рассчитывали на такую передрягу, — возразил Рогов. — И в техзадании такой шторм не предусматривался.
— Но на самолетах такие колпаки не слетают.
— Слетают от взрывной волны. А вода в восемьсот раз плотнее воздуха, гидравлический удар сильнее и резче ударной воздушной волны. В такой шторм с подводных лодок четырехмиллиметровую стальную обшивку легкого корпуса сдирает, как мокрую фанеру, шпангоуты у эсминцев гнутся. Наше счастье, что мы легкие, почти на пене держимся.
— Как Афродита новорожденная?
— Почти, только от нее соляром не пахло.
И так еще четыре часа. В указанное командиром бригады время встретились с большим охотником. Он зарывался носом в волну так, что возле орудия взлетал столб пены, как от падения снаряда. Обменялись позывными, большой охотник пошел сзади, стараясь прикрыть перехватчик своим корпусом, от ветра и волны. Теперь в динамике часто раздавался голос капитан-лейтенанта Августинова:
— «Двенадцатый», может ближе подойти? Надежней прикрою.
Изотов отвечал:
— Держись так. Когда я тебя стукну в корму — тебе ничего, а если ты меня — расколешь. Ты стальной, а я дюралевый.
Перед рассветом шторм опять повернул к северу. Ветер дул вдоль гребней волн и развел невообразимую толчею. Теперь уже не было ни килевой, ни бортовой качки, а какая-то судорожная пляска сумасшедшего. Но этот же ветер и сбил волну. Через час Изотов предложил:
— Валерий Геннадиевич, попробуем выйти на крыло. Хотя бить будет здорово.
Рогов подумал и тряхнул головой: