Капитан Чубатый радостно потирал руки и хищно загибал пальцы, прикидывая, как можно использовать новых поселенцев.
— Значит так, — говорил он, — Татьяна Дмитриевна может рисовать учить, если кто захочет. Никита Константинович — английскому языку и самбо. Эх, жаль, плавать у нас негде!
Потом вчетвером пошли к границе. Подъем был довольно крутой, но дорога гладкая, накатанная, Никита внимательно следил за Таней.
Она оживленно болтала с Васей Чубатым и Авезом. Но вдруг замолкла, побледнела и остановилась.
Она вцепилась в Никитин рукав, удивленно взглянула на него.
— Ой, что это со мной? — прошептала она.
— Не пугайся. Это горы. Высота. Со мной тоже так было. Помнишь, я за цветами лазал? Я ведь тогда упал у родника. Голова закружилась. Ты не бойся, мы привыкнем.
— Точно! — сказал капитан. — Со всеми так. Теперь ничего не чувствуем. И вы через недельку не будете. Пойдем медленнее.
Таня передохнула, пошли дальше. На железных воротах, перекрывающих дорогу, висел здоровенный амбарный замок.
— Граница на замке, — пошутил Никита, — а ключ где?
— А вот он, — и капитан вытащил из кармана ключ, похожий на старинный пистолет, — карманы рвет, черт, тяжелый. Хоть под камешек прячь!
Таня расхохоталась:
— Под камешек? А если коварный враг — шпион пронюхает?
— Шпионы нынче прилетают на реактивных лайнерах с паспортом и визой в кармане, — грустно сказал капитан Чубатый. — Эх, опоздал я родиться! А времена Карацупы прошли.
— Зачем же вы здесь находитесь, если нарушителей нет? — спросила Таня.
— Нарушители, к сожалению, еще есть. Да только какой нарушитель пошел! Горе, а не нарушитель. Ну, жулик какой или дурак, которому сладкой заграничной жизни захотелось, попытается на ту сторону уйти. Ну, с той стороны контрабандист попрется. Поймали тут одного, царские золотые монеты нес. Монеты уж больно новенькие, сдали на экспертизу, а они фальшивые. Жулик, мелочь пузатая. А чаще пастухи с отарой забредут, одна морока.
— Неужели ничего серьезного не бывает? — спросил Никита.
— Бывает, — сурово ответил Чубатый, и глаза его сузились, стали злыми. — Ненавижу! Для меня они хуже любого диверсанта.
— Кто?
— Есть тут деятели. Редко, но попадаются. Терьяк носят. Опиум то есть. Белую смерть. Курят его, глотают. Наркоманы, терьякеши по-здешнему. А человек, который в это дело втянулся, — уже не человек, он за терьяк мать родную продаст. За терьяк из него веревки вить можно, на любую подлость, на любое преступление пойдет.