Таня и он уже считали себя старожилами. Они успели полюбить и горы, и пески, и арыки, научились пить вприкуску зеленый чай из пиалы, держа ее тремя пальцами снизу, полюбили карачорпу — черный суп, необыкновенную на вкус похлебку, сваренную из сильно прожаренного мяса. А главное, полюбили людей — неторопливых, добрых и гордых. Они сидели тогда над арыком и были так счастливы, что Никите внезапно сделалось страшно. Он взглянул на Таню, увидел ее сияющие распахнутые глазищи, и ему вдруг трудно стало дышать, и на глаза навернулись слезы; оттого, что солнце плавится в небе и печет нещадно; оттого, что арык лопочет и всхлипывает; оттого, что рядом сидит самый близкий, любимый человек и нежность переполняет душу, оттого, что жить прекрасно и весело.
Он ничего не сказал Тане, но она вдруг наклонилась к нему, быстро поцеловала в губы.
— У меня такой же неприлично счастливый вид? — прошептала она.
— Я люблю тебя, — ответил Никита.
— Молчи! Спугнешь. — Таня прижала к его губам палец.
Таня неожиданно вскочила, выбежала из-под навеса, протянула руки к солнцу. Солнечные лучи обтекали ее, пронизывали волосы, и, казалось, над головой вспыхнул нимб.
Никите почудилось, что Таня что-то шепчет. Она стояла тоненькая, словно обнаженная — вся четко высвеченная под платьем лучами. Посетители чайханы деликатно отворачивались, старательно разглядывали дно пиал. Когда Таня вернулась, Никита спросил:
— Что ты шептала?
— Молилась, — серьезно ответила Таня, — я теперь солнцепоклонница. Я просила великого Ра, чтобы все дни моей жизни были не хуже этого. Лучше не надо, лучше не бывает.
Никита смутился, пробормотал:
— Не дошло бы до человеческих жертвоприношений…
А ведь, если вдуматься, жизнь их была очень тяжелой. Через границу в Союз шли в основном сухофрукты — урюк, изюм, сушеные груши, яблоки. Изредка — ткани, каракуль, шерсть, лезвия безопасных бритв, посуда.
Из Советского Союза: автомобили, тракторы, станки, электромоторы, радиоприемники — механизмы и промтовары десятков наименований.
КПП и Рагуданская таможня служили перевалочным пунктом, на котором автомобили с обеих сторон разгружались, обменивались грузами, уходили домой.
Но все дело в том, что в большинстве случаев делалось это не синхронно, товары некоторое время лежали на складах, полезный объем которых был явно недостаточен для резко увеличившейся торговли между двумя странами.
Станки, автомобили, моторы можно было размещать под открытым небом, под легкими навесами, а пищевые продукты требовали более бережного отношения. Тут и санитарно-эпидемиологический надзор, и сельскохозяйственный надзор. Работники этих служб приезжали принимать каждую партию.
И бумаги, бумаги… Море бумаг. На каждую партию груза, на каждый ящик…
Никита и Бабакулиев сбивались с ног. Оформление, выборочная проверка, взвешивание, неизбежные конфликты с шоферами, грузчиками… И снова накладные, акты приемки, акты сдачи…
Помогали пограничники, выручал прекрасно знающий язык Бабакулиев, помогала Таня…
И все равно в первые недели Никита приходил домой на дрожащих ногах, с головой, гудящей от усталости, с мельтешением осточертевших цифр в глазах.