Потом побаловалась с цветом. Начала с красного: он удался отлично. Алый цветок прожил у меня в ладонях целых пять секунд и нисколько не жёгся, а только приятно грел руки. Затем на ум пришёл тёплый свет оранжевых ламп в кабинете приручения теней, и я вообразила точно такой же ласковый рыжий огонёк. Ну совсем как шевелюра того веснушчатого пилота…
Рыжий пушистик горел ровно и долго, слегка потрескивая, как маленькое солнышко. Пламя получилось очень лохматым: вокруг него расходилось мягкое свечение с зеленоватой прожилкой.
Надея заворочалась во сне, и я поскорее отвернулась к стене, чтобы не разбудить её светом. Мой рыженький огонёк, как птенчик, щекотался и шипел в ладонях, постепенно становясь горячей и горячей. Я подумала, что это связано с цветом; а ещё, наверное, чем теплее оттенок, тем проще огонёк создавать… Не зря у меня ничего не выходило с тёмными и холодными цветами. А с ярким и в лесу, и сейчас всё получилось сразу.
— Ай!
Язычок пламени лизнул кончик большого пальца, и рука дёрнулась. Тень от огня на стене тоже дёрнулась и вдруг совершенно сменила очертания.
Я нахмурилась. Не нравится мне это. Хотела было убрать огонёк, но сообразила, что так и вовсе останусь без света. Хоть я и не верила до конца во все эти слова про тени и их короля, но в темноте ещё не то нафантазируешь…
А тень на стене, между тем, росла и стала уже гораздо больше моего огонька и даже больше меня… Совсем как с той мышью в классе… И вдруг я вспомнила! Вспомнила, как хотела, чтобы тень выползла на край абажура, как позвала её, а потом она превратилась в огромную летучую мышь и набросилась на меня, а мне было смешно, смешно и совсем не страшно… Зато теперь я просто передёрнулась от отвращения, представив, как эта мышь копалась в моих волосах, касалась меня своими скользкими блестящими крыльями… блестящими… как зеркала…
…И моё отражение в них — чёрные худые руки, беспощадные пальцы, которые чертили багровые борозды…
Это была не я!
Я задохнулась от ужаса, а тень отделилась от стены, взмахнула крыльями и стала медленно опускаться.
— Да что ты опять кричишь? — недовольно пробормотала Надея, открывая глаза. И завизжала. Тень росла и уже заполнила всю комнату, когда мы наконец бросились к дверям, но они распахнулись нам навстречу. Меня как следует приложило створкой, а когда я опомнилась, то увидела Кодабру, которая накидывала на тень какую-то блестящую материю…
— Это зеркальное полотно, двустороннее, — дрожа, пояснила Надея, вытаскивая меня в коридор. — Сейчас она её усмирит… Наверное…
Но тень продолжала расти и стала уже такой огромной, что Кодабре было не справиться в одиночку. Соткавшись из воздуха, в комнату стремительно шагнул Химиникум — такой невозмутимый, словно пришёл на обычный урок. Следом за ним примчался мастер Клёён в синей мантии, накинутой поверх джинсового комбинезона. Появились ещё какие-то взрослые, наверное, другие учителя, которых я ещё не знала…
В конце концов они сумели утихомирить тень, спеленав её «зеркальным полотном». А потом Корица притащила гигантский чемодан, и они упрятали свёрток с тенью туда. Я успела заметить, что внутренние стенки у чемодана тоже были зеркальными.
— В таких чемоданах Химик хранит тени на каникулах. Чтоб не росли и не вырывались. Зеркальные ловушки их усыпляют, — прошелестела, сама не своя, Надея, переминаясь около стены.
А я вдруг почувствовала такую усталость, что села на пол прямо в коридоре, и сквозь непонятно откуда взявшийся звон в ушах не слышала ни восклицаний соседки, ни слов учителей. Видела встревоженные лица, но подняться не могла — ни встать, ни ответить… И только мягкий голос госпожа Ирины преодолел жуткий звон, гудевший, как многократное эхо:
— Кира, вернись к нам. Твоё место по эту сторону. По ту сторону — только ду́хи, только тени.
«Иди сюда», — в тот же миг, с холодной лаской, прозвучало в моей голове. И я двинулась на голос. Но Ирина снова позвала меня по имени, а Надея больно вцепилась в руку.
— Кира!
«Иди сюда!»