— Це точно, — подтверждает капитан. — Лежим, о куреве скучаем. Вдруг вижу — голова из копны показалась: не иначе, как партизаны или наши хлопцы. Дай, думаю, погляжу, кто такие. А как увидел сапоги — ну, тогда уже смело пошел… Что это, комиссар? — взволнованно спрашивает Рева, заметив запекшуюся кровь на штанине. — И тебя не миновало?
— Пустяки, Павел, — отвечаю я и ловлю себя на том, что впервые называю Реву по имени и что это получилось так естественно и просто.
— Пустяки? — недоверчиво переспрашивает он. — Да ты сидай, сидай, комиссар, — уговаривает Рева, удобно усаживая меня. — Сидай и слушай.
Рева рассказывает, как чудом спасся, когда нагрянули машины, как, подобно мне, отправился к хутору в надежде встретить наших, в хутор не попал, но неожиданно наткнулся на старого знакомого.
— Понимаешь, комиссар, гляжу: хлопцы в гражданском идут. Приглядываюсь — Коваленко, инженер-теплотехник из Кривого Рога, я его три года знаю. «Куда, спрашиваю, курс держишь, землячок? К фронту?» — «Нет, — отвечает, — мы в Киев направляемся» — «Что так? Добрые люди к своим тянутся, а ты поближе к Гитлеру?» Улыбается: «Кому что положено, Павел Федорович. Одному велено через фронт пробираться, другому — в тыл к немцам идти». Вижу: на подпольную работу идет и расспрашивать его — зря время терять. Все равно не скажет… Ну и удивил же он меня! Если бы до войны мне сказали, что он, Коваленко, этот тихоня, будет подпольщиком — не поверил бы…
Я плохо слушаю Реву. В голове одна мысль: что делать? Главное, основное — где фронт? Сумеем ли пробиться? Хватит ли сил?..
Расстилаю перед собой карту.
— Фронт у Брянских лесов, — словно подслушав мои мысли, твердо заявляет Пашкевич. — Таковы показания колхозников. К тому же это очень логично — большой лесной массив…
— Це точно, — подтверждает Рева. — Коваленко тоже говорил, что армия отошла к Брянским лесам.
— Идти же на восток бессмысленно, — продолжает Пашкевич. — Мы с Чаповым уже пробовали. Такая концентрация сил — яблоку негде упасть.
Значит, остается одно: попытаться пробиться к Брянскому лесу.
Намечаю маршрут. Красная стрелка, прорезав Нежинские леса, огибает Бахмач и Конотоп с запада и упирается в южные массивы Брянского леса.
Рева внимательно следит за карандашом и мечтательно говорит:
— Добрый лес.
Добрый?.. Кто знает, что принесет нам этот неведомый лес…
Наступают сумерки. Мы готовимся в путь. Рева расстегнул шинель и возится с поясом.
— Будь он проклят, — ворчит он. — Каждый день новую дырку прокалываю, а он все болтается.
— Вы не видели, друзья, женщин в поле? Они недавно были здесь, — вспоминаю я.
— А як же. Пришли, покрутились у куста, щось поискали и пошли.
— Мне кажется, — задумчиво говорит Чапов, — одна из них вчера накормила нас.