— Первые три года сидел за хулиганство, потом пять лет схлопотал за какое-то крупное воровство, по-моему, связанное с убийством. Вот тут-то и познакомился с Захаром Екашевым.
— А где сейчас Захар? — опять спросил Антон.
— Где-то по белу свету мотается.
— В Серебровке бывает?
— Как-то разговаривал со Степаном, говорит, нет. Из всех сыновей только старший, Иван, который в райцентре живет, стариков проведует. Остальные разъехались, и как будто не существуют для них родители.
— Что это они так?
— Сам Степан виноват. Можно сказать, с детства замучил парней в личном хозяйстве, ни одному сыну образования не дал. Вот они как ушли на службу в армию, так и не вернулись. А Захар из-за судимости и на службу не попал, заколобродил.
— Кроме Репьева, он еще никого в Серебровку не привозил?
— Как будто нет.
Помолчали. Антон снова спросил:
— Отец, почему Екашев так бедно живет?
Игнат Матвеевич нахмурился:
— От жадности. Денег у него, наверное, уже миллион.
— Ты серьезно?..
— Конечно, не шучу. И дядька Осип, отец Степана, такой же был. Работал, как вол, от зари до зари, а в таких портках ходил, что другой, на его месте, от стыда бы сгорел. В сундук все деньги складывал. Скотины полный двор имел, но мясо в доме было только по церковным праздникам.
— Екашевы из кулаков, что ли?
— Кулаки на чужом труде наживались, а Осип Екашев сам спину гнул и Степана к своей манере хозяйствования приучил, — Игнат Матвеевич задумчиво помолчал. — Правда, при коллективизации чуть было Екашевых не раскулачили — хозяйство-то они большое имели. Наш дед Матвей за них заступился, ни единой скотины со двора Осипа не дал забрать. Представляешь, в знак благодарности тот принес деду Матвею ягненка.
— И что дед?..
— Сковородником огрел Осипа за такую благодарность. Думаешь, обиделся Осип?.. Как бы не тут! Напротив, от радости, что ягненок в хозяйстве остался, упал деду Матвею в ноги. Вот такие, сын, это люди.
— Помнится, Степан Екашев раньше в колхозных передовиках ходил, — сказал Антон.