— Скажи им, чтобы перестали надоедать! — раздраженно вмешалась хозяйка. — И дверей не вздумай открыть… Господи, когда же это, наконец, кончится! Все ходят, все ходят…
Горничная побежала объясняться через запертую дверь и очень быстро вернулась. Голос у нее был испуганный, а звонок в прихожей надрывался все требовательней.
— Не курьер это вовсе… Велят открывать без всяких разговоров, и дворник Кузьма с ними… Вы бы сами пошли поговорили…
Еще не дойдя до прихожей, Николай Николаевич почуял, что это и впрямь не курьер из Наркомпрода. Цепочку он решил не отстегивать, чуть-чуть приоткрыл дверь.
— Что вам угодно?
— Откройте немедленно! — грозно приказал мужчина в кожаной комиссарской тужурке, доставая из кармана какую-то бумагу. — Вот ордер товарища Дзержинского… Я из Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией…
Дальнейшее происходило будто во сне.
Сказать по правде, ордера Николай Николаевич толком не прочел. Увидел только четкую подпись Дзержинского, круглую казенную печать, фамилию свою с адресом и обомлел. Принялся бормотать нечто бессвязное о своей беззащитности перед произволом, но получалось не очень солидно, на обычную его манеру непохоже.
— Собирайтесь, гражданин Вяткин! — распорядился мужчина в кожаной куртке. — Ждать нам некогда! Просили вас по-хорошему, курьера присылали, а вы что?..
Боже ты мой, до чего же быстро и до чего неузнаваемо все переменилось! Был дом, была тишина, покой, размеренный уклад жизни, а теперь что?.. Все суетятся, все кричат, а надо еще собрать кое-что из вещей, да и провизии надо бы взять с собой, потому что известно, каковы скудные тюремные харчи.
— Прекратите, пожалуйста, — зашипел Николай Николаевич на домашних, — вы же слышали, нужно собираться…
Мужчина в кожаной тужурке хотел что-то сказать, но, как видно, раздумал. И простоял с дворником Кузьмой в прихожей, не входя в комнаты, пока с плачем и причитаниями шли лихорадочно поспешные сборы. Строгое его лицо было непроницаемо холодным, и лишь в глазах временами мелькало что-то похожее на усмешку.
Когда спустились по лестнице и вышли на улицу, Николай Николаевич увидел большой черный автомобиль. Возле него собралась толпа любопытных.
— Вот что стало с русской демократией! — громко произнес Николай Николаевич, чувствуя себя героем и явно рассчитывая на сочувствие.
Любопытные молча попятились в сторону. Мужчина в кожаной тужурке ничего не сказал, лишь открыл дверцу, пропустив Николая Николаевича в машину, и черный «мерседес-бенц» медленно тронулся.
Поездка была непродолжительной. И поехали не к Литейному мосту, не в «Кресты», как думал Николай Николаевич, а прямо по Невскому, из чего нетрудно было догадаться, что везут его прежде на Гороховую для допроса, а после уж отправят в тюрьму. Однако, переехав Фонтанку, автомобиль свернул вдруг налево и, резко притормозив, остановился у Аничкова дворца, где размешался Наркомпрод.
— Сейчас вы сдадите дела, — строго сказал посланец Дзержинского и, помолчав, добавил: — В моем присутствии… Ключи от сейфа также попрошу сдать коменданту…
Жизнь в комиссариате продолжалась. Немногие, правда, выходили на службу, отказавшись участвовать в забастовке. Одному из них Николай Николаевич начал сдавать дела фуражного подотдела.
Процедура эта отняла часа полтора. Мужчина в кожаной тужурке несколько раз выходил, оставляя их вдвоем, затем возвращался, а когда приемосдаточный акт был подписан и ничего другого не оставалось, как ехать на допрос либо в тюрьму, затеял непонятный какой-то разговор.
— Гражданин Вяткин, это вы избраны главой стачечного комитета?
ebooksa