Колдовской снег

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да какая разница с кем он был? – оборвала ее женщина. – И не зови меня матушкой. Я тебе не мать. Устала повторять уже. Твой папаша настоял взять тебя на воспитание. Теперь вожусь, пытаюсь нормально пристроить. А ты что? Черной неблагодарностью платишь.

Девушка протянула руку к женщине, пытаясь обнять и ища утешения.

– Ма… Лапидус, он меня…

Она не закончила, потому, что женщина, которую Лунария пыталась назвать матушкой, брезгливо отшагнула и продолжила отчитывать ее, будто она в чем-то и правда провинилась.

– А нечего было мужика провоцировать. Куда ты теперь такая порченая пойдешь? Кто тебя замуж возьмет? И платье порвала. А я его тебе, между прочим, у хорошей портнихи покупала. Думала, как выйдешь за Лапидуса, так быстренько мне все расходы возместишь. А теперь что?

Она продолжала говорить что-то еще, а я стояла и не верила глазам. То, что кудесник не дружит с головой, поняла еще при встрече. Но женщина. Пусть не родная мать, но женщина ведь. В голове не укладывалось, как она могла быть такой равнодушной к беде этой девочки.

Меня трясло от слез, я не знала, куда деться, как ей помочь. А она стояла, опершись плечом на стену, и по щекам молча катились слезы.

– Я же любила его, – прошептала она.

– Ха! – прыснула женщина. – Любила. Чушь какая. Любви нет.

– А что есть?

– Ум есть. Холодный и четкий, ясно тебе? Куда только мне теперь девать тебя, будешь только лишним ртом…

Девушка уронила голову и горько заплакала. Она плакала так самозабвенно и навзрыд, что я уже сама рыдала вовсю, размазывая по лицу слезы и растаявший снег.

А потом картинка вновь смазалась и переместила меня к какой-то реке с разрушенным мостом. На одной стороне реки все еще лето, но на другой – сугробы и черные деревья, торчащие как кривые пальцы, которые норовят уцепиться за небо. Вода в реке темная и быстрая, время от времени по ней проносятся коряги и куски льда.

От этого места по коже пробежали крупные мурашки, я всхлипнула и оглянулась.

К обрубку моста, покачиваясь, движется хрупкая фигурка, разорванное платье треплется на ветру, волосы колышутся как белый флаг поверженных.

– Лунария… – выдохнула я, прижав кулаки к груди. – Зачем ты сюда пошла?

Ужасная догадка змеей заползла в мысли, и я содрогнулась от вопиющей несправедливости, которая случилась с этой бедной девушкой. Я видела, как она босая подошла к самому краю моста.

Боясь того, что сейчас произойдет, я зажала рот ладонями, чтобы не кричать, но все равно продолжала смотреть.

Лунария таращилась немигающими глазами на темную воду, которая стремительно несется внизу. Но, когда я уже решила, что она совершит ужасное, все пошло не по моему сценарию.

Вскинув ладони она вдруг закричала: