Колдовской снег

22
18
20
22
24
26
28
30

– Пути меня, мне больно! – выдохнула она, беспомощно глядя на него круглыми глазами.

– Пустить, милая донна? – усмехнулся он. – О нет. Не теперь.

– Что ты задумал?

– Хочу показать тебе, чего ты лишала меня и чего лишалась сама, откладывая все за свадьбу, – милая донна.

– Ты не посмеешь…

– Но ты же посмела угрожать мне оглаской, – оборвал ее Рембо. – Но ничего. Я не дам этому случиться, попросту опередив тебя. Как думаешь, кому поверят больше, мне, уважаемому кудеснику Парсапольда, который состоит в коллегии кудесников и разводчику диковинных цветов, или тебе, красивой, но всего лишь женщине?

Лунария взмолилась:

– Прошу, не делай этого… Лапидус, я ведь после этого буду…

– Опозорена, – вновь не дал ей закончить кудесник. – ты будешь подпорченным товаром, о чем я позабочусь предать огласке.

– О боги, Лапидус, не надо… За что?

– За непокорность, – коротко сказал он.

Глаза девушки стали еще круглее, губы в ужасе искривились, она закричала так жалобно и пронзительно, что у меня потекли слезы. И ничего нельзя было сделать.

Лапидус тем временем перекинул сопротивляющуюся и брыкающуюся девушку через плечо и понес в беседку. У меня последовать за ними не хватило моральных сил. Я только стояла, зажимая ладонями уши, но все равно слышала крики Лунарии, к которой никто так и не пришел на помощь.

Когда они, наконец стихли и эта тварь в коричневых брюках со спокойным видом отправилась в дом, Лунария, держась за дверной косяк беседки, выбралась наружу.

Вид ее был так ужасен, что внутри все сжалось. Волосы растрепались, глаза покраснели, губы распухли, платье порвано до самого бедра и на светлой ткани алеет темное пятно.

Хромая и держась за живот, девушка выбралась из сада, а я не стесняясь рыдала, обхватив себя за плечи.

Затем все как-то резко замельтешило, мир закачался, и я едва не упала, пришлось расставить руки.  Когда картинка вновь стала четкой, обнаружила, что стою в небольшой кухоньке.  Обстановка более чем аскетичная – грубо сколоченный стол, такие же табуретки, позади очаг над которым бурлит котел с похлебкой.

Когда обернулась, увидела Лунарию, которая из последних сил цепляется за стену, а крупнотелая женщина в косынке, завязанной на пиратский манер, отчитывает ее со все силы.

– Ишь, какая цаца, – возмущалась женщина, – не могла быть посговорчивей. Лапидус Рембо такая партия. Для тебя почти невозможная. И ты, дура, прошляпила свое счастье!

– Матушка, но он же был с…