Неожиданная Россия

22
18
20
22
24
26
28
30

Весной 1771 года ссыльные подняли бунт и убили неумеренно пьющего Григория Нилова, «командира Камчатки» – именно так звучал тогда официальный титул правителя полуострова в документах Российской империи. Власть в «столице» Камчатского полуострова Бенёвский, Хрущёв и примкнувшие к ним ссыльные захватили при помощи обмана, уверив простодушных аборигенов в том, что действуют по приказу наследника престола Павла Петровича. Как позже установит следствие, Бенёвский даже показывал некий «зелёный бархатный конверт» якобы с письмом будущего императора Павла I.

12 мая 1771 года ссыльные мятежники и примкнувшие к ним обитатели Камчатки, всего почти сотня человек, покинули берега полуострова на захваченном галиоте «Святой Пётр». С собой они предусмотрительно прихватили камчатскую казну, запасы драгоценной пушнины, оружие, провиант из казенных складов и даже местный архив.

Это был первый удачный, да ещё столь массовый побег сосланных «в Камчатку». Лидерами беглецов были военнопленный Бенёвский, заговорщик 1762 года Хрущёв, заговорщик 1742 года Турчанинов (бывший царский лакей с рваными ноздрями и «обрезанным» языком) и ссыльные «депутаты» Панов и Степанов. Среди бежавших были самые разные личности, от 72 летнего петербургского лекаря Магнуса Мейдера, сосланного на Камчатку за отказ присягать Екатерине II, до нескольких камчадалов, которых купил себе в «холопы» ссыльный Хрущёв.

Кстати, подельник Хрущёва по столичному заговору, Семён Гурьев, первоначально тоже собиравшийся в побег, всё же решил остаться на Камчатке. Дело в том, что пожизненно ссыльный заговорщик женился здесь на дочери местного казачьего сотника Ивана Секерина и накануне побега у него родилась дочь. Сотник Секерин сам был сыном ссыльного – для Камчатки того времени это было обычным делом – но кроме того тесть Семёна Гурьева известен в истории России как первый вулканолог.

Камчатский вулкан, гравюра из книги Иоганна Гмелина "Voyage au Kamtschatka par la Sibérie", 1779 год

Именно сотник Секерин в 1779 году проведёт первую экспедицию по исследованию действующего вулкана на острове Райкоке Большой Курильской гряды. К тому времени его дочь, внучка и зять, бывший заговорщик Семён Гурьев, будут очень далеко к западу от Курил и Камчатки. За то, что Гурьёв отказался от побега из ссылки, императрица Екатерина II помиловала его и разрешила вернуться на жительство в Московскую губернию.

Судьба же бежавших с Камчатки сложилась по-разному. Их кораблю удалось преодолеть четыре тысячи вёрст, пройдя мимо Курильских островов и Японии до Тайваня. Здесь в стычке с аборигенами погиб ссыльный «депутат» Панов. В китайском Макао умер от лихорадки бывший царский лакей Турчанинов. В Индийском океане умер бежавший со всеми Иосаф Батурин – после 20 с лишним лет заключения, заговорщик против царицы Елизаветы наслаждался свободой всего несколько месяцев.

Ссыльный «депутат» Ипполит Степанов, рассорившись с Беневским, покинет беглецов. В конечном итоге он окажется в Англии, вступит в переписку с самой Екатериной II, будет ею помилован, но в Россию так и не вернётся. Заговорщик 1762 года Пётр Хрущёв через три года после побега умрёт от лихорадки на Мадагаскаре, когда искатель приключений Бенёвский попытается основать на острове свою «республику».

Последний ссыльный

Часть беглецов с Камчатки доберётся вместе с Бенёвский до Франции, и побег через три океана произведет большое впечатление в Западной Европе. Для людей, живших два с лишним века назад, Камчатка являлась чем-то страшно далёким, как если бы в наши дни ссылали на Луну или Марс… Приукрашенные фантастическими подробностями камчатские мемуары Бенёвского в конце XVIII века станут бестселлером, переведённым на многие европейские языки.

Впрочем, у сочинений Бенёвского о ссылке на Камчатку вскоре появится серьёзный конкурент. В 1794 году, когда русские войска брали штурмом Варшаву, в плен попал один из лидеров польского сопротивления Юзеф Копец. Ранее он присягал на верность России и даже получил чин майора, поэтому за измену присяге царица Екатерина II отправила польского шляхтича пожизненно на Камчатку.

Однако, едва ссыльный, потратив более года, успел добраться под конвоем до полуострова, его нагнала счастливая весть – в Петербурге вступил на престол новый император, Павел I, амнистировавший польского мятежника. Одним словом, Юзеф Капец за казённый счёт совершил двухгодичное путешествие через всю Сибирь на Камчатку и обратно. По итогам этой одиссеи в Европе была издана его книга «Дневник странствия по суше через всю Азию до порта Охотск и далее». Европейский художник снабдил книгу довольно фантастическими рисунками гор и аборигенов Камчатки, впрочем, передающими пугающую красоту этого края.

Тем временем на Камчатке всё ещё оставался один давний ссыльный, так же прославившийся в Европе, благодаря французским и английским путешественникам. Свыше полувека у подножия Авачинского вулкана под фамилией «Квашнин» прожил «секретный ссылошный» Пётр Ивашкин, крестник Петра I и офицер гвардейского Преображенского полка, сосланный на край Дальнего Востока за участие в заговоре против царицы Елизаветы.

Ивашкин не смог, подобно его подельнику Турчанинову, бежать вместе с группой Бенёвского, так как жил далеко от Большерецкого острога, почти на другой стороне полуострова, в Нижнекамчатском остроге. Человек образованный, когда-то учившийся в Париже, Лондоне и Амстердаме, именно он стал переводчиком, когда в конце XVIII века Камчатку посещали экспедиции знаменитых европейских мореплавателей-исследователей Джеймса Кука и Жана Лаперуза.

16 сентября 1779 года врач кругосветной экспедиции Кука записал в своем дневнике: «Сегодня прибыл переводчик, которого мы ожидали… Он был русским дворянином и сослали его сюда лет тридцать назад. Звали этого человека Петром Матвеевичем Ивашкиным… Преступление его оказалось такого характера, что последующие государи России не считали нужным отослать его из ссылки, хотя о его деле неоднократно докладывали двору многие правители Камчатки. Перед ссылкой он был бит кнутом и у него разрезаны ноздри, и знак этого наказания остался у него навсегда. Он рассказал нам, что, находясь здесь, испытал великие лишения, и 30 лет не пробовал хлеба, и питался одной лишь рыбой… Это был высокий и крепкий человек и, видимо, в молодости он был красив. Он хорошо играл на скрипке и был отлично воспитан, понимал французский и немецкий языки, в юности ездил в Париж, Амстердам и, видимо, тяжко переживал свою злую судьбу…»

Когда в 1754 году ссыльный Ивашкин прибыл на Камчатку, местное начальство ещё воспринимало его как большого человека из самого Петербурга. Но за долгие десятилетия столичный ореол лица, близкого к трону, померк, и ссыльному пришлось вести жизнь простого человека. После того как император Павел I амнистировал всех камчатских ссыльных, лишь в отношении этого «секретного ссылошного» было дано заключение: «Преступление Ивашкина столь велико и столь важно, что он не токмо помилования, но даже и никакого облегчения во участи своей не заслуживает…»

Только в начале XIX века царь Александр I помиловал ссыльного, вернул ему дворянское звание и даже назначил пенсию. В 1805 году 82-летнему Ивашкину предложили наконец вернуться в Петербург, но старик отказался покидать свою ссылку, с которой сроднился за долгие десятилетия. Через несколько месяцев он умер, проведя в ссылке на Камчатке долгих 52 года.

Глава 36. «Академический градус…» – первые шаги и скандалы отечественной высшей школы

«А поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники? И этак все ходят в академии?» – наверное, все узнают первые строки гоголевского «Тараса Бульбы». Но не все знают, что сыновья казацкого полковника приехали к отцу из учебного заведения, которое иногда считают первым вузом в истории России.

Упомянутая Бульбой «академия» – учебное заведение, основанное в 1632 г. киевским митрополитом Петром Могилой (он же молдавский боярин Петру Мувилэ) на основе объединения православных «братских школ» и в подражание западноевропейским вузам. Спустя два десятилетия после основания академии, получившей прозвище «Могилянской», Киев вошел в состав Московской Руси – но ни в Москве, ни в иных городах Великороссии подобных учебных заведений ещё не было, что и даёт повод посчитать киевскую академию первым отечественным вузом.