Сколько нам еще жить?..,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не больше, чем у нас!

— Таких, как у нас — отродясь не бывало!

— Оно и видно, — засмеялся Алексей, — не успело у тебя молоко на губах обсохнуть, а уж какая-то красавица запрягла тебя и понукает. Скоро и кнут в дело пойдет…

— Жаль мне тебя, Алеша, — грустно признался Вася.

— Пожалел волк кобылу…

— Ничего ты в любви не понимаешь!

— А ты выходит — профессор в этом деле?

— Может и профессор… Если вопрос какой возникнет — милости прошу, объясню…

— Да ты не сердись, — так же серьезно ответил Алексей. — Так и напиши, от Алексея, мол, пограничника и лучшего друга ее непутевого мужа привет…

— Да спи ты, чертова перечница, — махнул рукой Вася и уткнулся в письмо.

Алексей вздохнул и растянулся на разостланном под подводой брезенте… Не прошло и нескольких минут, как он тонко свистнул носом, потом могуче всхрапнул.

Вася, нажимая на огрызок карандаша, неторопливо выводил слова:

«…уже писал тебе, дорогая Анюта, что подружился с отличным парнем Алексеем Кравцовым. Он у нас в подразделении самый сильный и мой земляк — с Волги. Мы его «Медведушкой» кличем, это я его окрестил так. Сейчас он спит, а я пишу тебе письмо. Мы следуем к месту службы и сейчас у нас привал. Очень здесь жарко. По сторонам от дороги горы песка, которые зовутся здесь барханами. Они как наши сугробы зимой. Очень высокие и песок раскаленный. Босиком ходить нельзя…»

Задумавшись, Вася заботливо отогнал мух от лица Алексея, скользнул взглядом по барханам и представил свою деревушку, утонувшую в сугробах по самые крыши. Ему всегда казалось, что сугробы не белые, а какие-то голубые, если смотреть на них при луне. Дым из труб в такие лунные ночи поднимается вертикально вверх и тогда кажется, что небо стоит на белых столбах. Васе даже послышался хруст снега под валенками и он тяжело вздохнул. Барханы под лучами солнца казалось приобрели какой-то белый цвет, и если на них долго смотреть, глаза начинало резать… С левой стороны от дороги барханы были совершенно голыми, без малейших признаков растительности, по правую — росли песчаные акации и заросли верблюжьей колючки. Кое-где стояли корявые стволы саксаула… «Странное дерево, — подумал Вася, — никогда о таких не слышал, а вот и повидать пришлось! Хорошо бы Анюте отправить веточку… Ну, конечно, нет, веточка в конверт не войдет, а вот листок от саксаула — это вложить можно…»

Отложив недописанное письмо, Вася выбрался из-под телеги, потянулся, так что хрустнули суставы, смахнул капли пота с лица, осмотрелся.

Саксаул рос недалеко от места их привала. Только надо перевалить через бархан. Взбираться на него было тяжело. Ноги утопали в песке, что с тихим шорохом, словно вода, стекал сверху и тут же затягивал следы. «А по снегу взбираться легче, — подумал Вася, — он в глаза не лезет, ноги не натирает. Снег, он мягкий, пушистый, ласковый какой-то…»

Вот и вершина. Вокруг, насколько хватал взгляд, расстилалась пустыня. Бугрилась барханами, темнела зарослями саксаула, песчаной акации, щетинилась верблюжьей колючкой. Неожиданно Вася заметил следы какого-то животного. Присмотревшись, понял, что их оставил варан или, как зовут туркмены, зем-зем. Он уже слышал о них, но не видел, а посмотреть так хотелось. Рассказывали, что если зем-зема рассердить, он кусается, а мощным хвостом может нанести серьезный удар… Вася решил и об этом написать Анюте. Следы резко поворачивали и уходили вниз в заросли саксаула. «Сейчас посмотрим, что это за зем-зем, — мелькнула мысль, — говорят, что точная копия крокодилов. А вдруг он в ногу вцепится? Заорешь с перепугу… Вот уж смех ребята поднимут. Проходу не дадут, а Медведушка, тот вообще… Ну, да ничего, как говорится — за битого двух небитых дают. Вперед!..

Внимательно вглядываясь в следы, что четко вырисовывались на песке, Вася вошел в заросли. Двигался крадучись, стараясь не спугнуть варана. Следы привели к толстому саксауловому дереву. Вася взглянул на кору, скользнул взглядом вверх. На одной из веток заметил несколько узких, похожих на детские ладошки, зеленых листиков. «Вот эти и пошлю Анюте», — подумал он и, привстав на цыпочки, потянулся к листикам…

В это время и полоснул его по горлу остро отточенный нож.

Закружилось белесое от жары небо, все убыстряя свое вращение, вертелись веточки саксаула. Руки инстинктивно рванулись к горлу, зажали его изо всех слабеющих сил. Кровь хлестала сквозь пальцы, заливала гимнастерку. Вася храпел, силился что-то сказать, но судорожно открытый рот лишь хватал раскаленный воздух и он, вместе с кровью, булькая, выходил из перехваченного горла… Он хотел повернуться, чтобы увидеть того, кто нанес удар, но подгибающиеся ноги уже не повиновались… Закачавшись, Василий сделал несколько шагов… На какой-то миг возникло перед тускнеющим взором смеющееся лицо Анюты, облепленное снегом — таким запомнил его Вася, когда они, еще дети, играли в снежки. Раскаленный песок, в который он упал лицом, показался ему холодным голубым сугробом…