– Черт. Снова вандализм, – пробормотала я и попыталась поддеть плиту. – Дим, не могу.
– Хорошо, Ланская, подвинься.
Это было непросто. Пол был выложен несколько столетий назад и до сих пор так прекрасно сохранился. Пусть плиты были небольшими и нетяжелыми сами по себе, но они очень плотно прижимались друг к другу. Времени до следующего концерта оставалось все меньше. Вот-вот в зал запустят новых посетителей, а нам, к тому же, нельзя шуметь. Дима снова с силой навалился на отвертку, и послышался несильный треск.
– Идет, – надрываясь от усилий, проговорил он, и темно-серая плита выскочила из пола.
– Фонарик! – засуетилась я, чувствуя, как от эмоций покалывают кончики пальцев ног.
– Угу, – пробормотал Дима и достал из сумки небольшой фонарик.
Пол под мрамором оказался каменным, но вынув одну плиту, Дима легко поддел и другие, которые были частью звезды. Под ними лежало несколько грязных камней. Ничего больше. Ошибка?! Снова?! Хотелось выть от отчаяния, но Смирнов, похоже, не собирался сдаваться. Он стал поддевать большие серые камни, и не зря! Один из них поддался, а под ним оказалась деревянная ниша.
– Что там? – воодушевилась я, когда Дима низко склонился над полом.
– Сейчас…
Смирнов поправил на руке кожаную перчатку и достал из ниши продолговатую деревянную шкатулку, похожую на школьный пенал советского времени. Мы не успели его рассмотреть, как со стороны входа в капеллу послышался шум.
– Посетители! – испуганно прошептала я.
– Давай скорее…
Смирнов закрыл нишу камнем, а потом мы вместе стали укладывать мрамор обратно в звезду. Как только последняя плита легла звездным лучом в пол, мы услышали громкие голоса у дверей в барочный зал. Дима подскочил на ноги, взял в одну руку шкатулку, другой подхватил под локоть меня и потащил в сторону туалетов.
Стоило нам выбежать в коридор, как из противоположного конца вышли музыканты. Я не успела оглянуться, как Дима впихнул меня в какой-то маленький чуланчик. Мы оказались вдвоем, в кромешной темноте, вплотную прижатые друг к другу. Я упиралась спиной в какие-то палки и чувствовала себя дико неуютно, не зная, что это. Вдруг Смирнов заерзал. Он еще сильнее ко мне прижался, и я почувствовала нечто жесткое, что упиралось мне в низ живота. Тут же бросило в жар, мое дыхание стало прерывистым, а Смирнов никак не переставал ерзать. Хотя нет… Он не ерзал! Он терся о меня своим…
– Майор Смирнов, что вы себе позволяете?! – прошипела я.
– О чем ты, Ланская? – в тон мне переспросил Индюк.
– Прекрати тереться о меня своим… Извращенец!
– Сама ты извращенка, раз такие мысли! – он сделал пару резких движений и чем-то щелкнул. В чулане зажегся слабый огонек. – Это был фонарик, припадочная.
От стыда я была готова провалиться на месте, но Дима благородно сделал вид, что ничего не случилось. Он осветил чулан, и мы поняли, что компанию нам составляют веники и швабры. Мы оказались в подсобке уборщицы.
– Мне кажется, мы можем выйти – сказала я, когда в коридоре стало тихо. – Если до концерта не выберемся, придется ждать, когда он закончится.