– Заткнись! – прошипел Смирнов, вскочил со стула и ушел в другой конец зала, чтобы я точно не расслышала их дальнейший разговор.
Пока он ворковал со своей Ларисой, хотя внешне больше напоминало ссору, нам принесли обед, и я не дожидаясь Смирнова, принялась за еду. Эта вездесущая Лариса не сумела испортить мне аппетит, наоборот, теперь я была голодна, как волк, и преисполнена решимости. До концерта Ондрея оставалось около двух часов, и я планировала любой ценой на него пойти.
Дима вернулся к столику вполне довольным. Видимо, с Ларисой успели договориться. Он сел на свой стул, сделал несколько больших глотков пива, а потом, опомнившись, предложил тост за нашу удачу. Я молча подняла свой бокал сока и чокнулась с ним.
– Лерка! Мы – молодцы! – радостно нараспев сказал Индюк. – Без тебя ничего бы не вышло! Ты супер! Да, я всегда это знал!
– М-м-м, – протянула я, показывая свое безразличие к его комплименту.
– Слушай, там то, что Лариска говорила… – он замялся и почесал шею. – Ты, наверное, слышала и все неправильно поняла. Просто она такой человек… прямолинейный. Говорит, что думает.
– Дим, мне плевать на то, что сказала Лариса, – отрезала я, Смирнов хотел что-то возразить, но в этот момент его телефон зазвонил, высвечивая на дисплее ее имя.
– Да, Лар… Понял… Ага… Жду.
Смирнов сбросил вызов и посмотрел на телефон, который тут же провибрировал снова, но на этот раз было сообщение.
– В старом городе, на той стороне Вталвы, есть человек, который может перевести манифест. Зовут Зденик, он держит букинистическую лавку. Она еще открыта, – проговорил Смирнов, вновь превращаясь в серьезного ФСБшника.
– Ты хочешь пойти сейчас? – нахмурилась я, понимая, что это рушит мои планы на вечер.
– Да, завтра же я улетаю. Но если ты устала, я могу пойти один…
И вот появилась та самая возможность, которой я с радостью воспользовалась. Отправив Индюка к переводчику, я пообещала дождаться его дома. Как обычно, он не заподозрил ничего неладного, поэтому после обеда, который прошел в непривычном молчании, мы разошлись в разные стороны.
«Извини, что сообщаю запиской. У меня появились неотложные дела этим вечером. Вернусь поздно, но ты за меня не волнуйся».
Записка получилась сухой, но другого Индюк не заслужил. Я специально не стала ему звонить, чтобы избежать скандала, и даже отключила телефон, когда вышла из дома.
Как и прошлым вечером, Муниципальный дом торжественно встречал гостей. В этот раз я не поднималась на второй этаж, а сразу направилась в партер. Мое место было совсем рядом со сценой, и Ондрей сразу увидел меня, как только вышел на сцену. Зал аплодировал музыкантам, а он улыбался только мне, отчего я сама не могла сдержать улыбки.
Сегодня Ондрей играл как-то по-другому. Он все так же виртуозно водил смычком, прикрывал глаза, отдаваясь музыке, но что-то в его стиле изменилось, словно у скрипки ожила душа. Каждый раз, когда Ондрей открывал глаза, он находил взглядом меня, и снова его губы трогала улыбка. Я знала… я чувствовала, что этим вечером он играет не зрителям, он играет мне.
Когда концерт кончился, музыканты несколько раз сыграли «на бис», поклонились зрителям и ушли со сцены, я все еще оставалась в зале. Мы не условились встретиться, но я знала, что Ондрей придет, и не ошиблась. Он выбежал из-за кулис на сцену и стал взволнованно всматриваться в зрителей, которые толпились у выходов, но потом заметил меня почти у сцены.
– Валерия… – он подошел к краю сцены и опустился на корточки, чтобы быть ближе. – Я рад, что ты пришла.