– Нет, нет! вы не вернетесь… Арманьяк так далеко… а в Париже так хорошо!
Ее душили рыдания; сердце билось в груди; ничто не могло успокоить её отчаянья, ни клятвы, ни обещания.
– Я чувствую, – говорила она, – что никогда уж вас не увижу!
Бледный свет, предвестник утра, начинал показываться на горизонте.
– Вот уж и день! – сказала она, вздрогнув. И, обняв его в последний раз, произнесла: – Прощай!
Она прильнула губами к его лбу и безмолвно указала на веревку, повешенную у окна. Граф де Колиньи повис на ней.
– О! нет, нет! не сейчас! – вскричала она.
Со стороны ворот послышался шум, потом завизжали цепи подъемного моста в пазах и раздался стук упавшего помоста.
– Боже! – сказала графиня, – это граф де Монтестрюк, должно быть!.. Ступайте! ступайте!
Графиня простояла, задыхаясь в страхе, у окна, пока граф де Колиньи спустился по веревке и убежал в лес. Дрожащей рукой она схватила веревку и, притянув ее наверх, спрятала в сундук. Едва успела она затворить окно, как к ней в дверь постучали. Кровь бросилась ей в голову.
– Что там? – спросила она глухим голосом.
– Это я – Джузеппе, ваш слуга, с поручением к графине от графа де Монстрюк, моего господина.
Луиза пошла медленно к двери, прислушиваясь. Галоп лошади раздался вдали.
– Уехал! – прошептала она.
Она отперла дверь – и Джузеппе, со шляпой в руке, бледный, расстроенный, вошел в комнату.
– Графиня, – сказал он, кланяясь: – вот письма, которые граф приказал мне вручить вам. Кроме того, он передал мне свой перстень для своего сына.
Графиня взяла у него из рук письма и перстень. Она смотрела на него с ужасом и боялась спросить.
– Но сам граф? – спросила она наконец.
– Граф следует за мною. Извольте взглянуть.
Он раздвинул складки портьеры и показал графине на носилках тело графа, поставленное двумя служителями посредине комнаты и окруженное четырьмя горящими свечами.