– А я буду гораздо покойней, когда шпага и кинжал не будут больше у вас в руках.
Бриктайль прикусил себе губы и, обратясь к Гуго, который смотрел на всю эту сцену, сложив руки, спросил его:
– Что вы на это скажете? я увидел герб на вашем перстне и принял вас за дворянина!
– Именно потому, что я дворянин, я и вижу, что вы не дворянского рода.
– Что ж ты принимаешь меня за незаконнорожденого, что ли, комар ты эдакий?
Гнев опять овладел им и он смерил глазом расстояние до земли и уж совсем было приготовился спрыгнуть вниз, но в эту минуту он увидел бегущих из-за стены, целой толпой, крестьян с косами, топорами и копьями, а от них он уж наверное не спасся бы, если б даже и одолел Агриппу, Гуго и обеих собак.
Проклятие вырвалось у него, и, выхватив из ножен шпагу и кинжал, он с силой швырнул их на песок.
– Теперь можете и сойти! – крикнул ему Агриппа, поднимая брошенное оружие.
Собак он взял за ошейники, и они только рычали.
В одну секунду солдат соскочил с дерева и, став прямо против Гуго, посмотрел на него молча. Его лицо, только что пылавшее диким гневом, вдруг стало бесстрастным и на нем показался какой-то отблеск благородства. Потом, подняв руку и отворотив рукав, он показал кровавую рану и сказал:
– Вот тут у меня остается такой знак на память, которого я не забуду. Клянусь вам честью дворянина, а я – дворянин, можете мне поверить – постарайтесь лучше никогда не встречаться со мной.
И выпрямившись во весь рост, с надменным видом, он прибавил:
– А теперь, прикажите меня выпустить!
– А вот там дверь! – отвечал Агриппа, указывая на угол. – Но позвольте мне проводить вас: там есть люди, которые могли бы напасть на вас, если б меня не было с вами.
Когда дверь отворилась, Бриктайль увидел, что в самом деле такая предосторожность не была лишней. Его окружило человек тридцать, готовых на него броситься, но Агриппа сделал знак рукой:
– Этот господин сознался, что был неправ… Теперь это – ягненок… Нам остается только, друзья мои, пожелать ему счастливого пути – но не мешает ему подальше обходить дубы, какие ему могут попасться на дороге: как раз на одном из них он рискует когда-нибудь повиснуть.
Взрыв смеха отвечал ему.
– А, канальи! если б только у меня была шпага! – проворчал рейтар и тотчас же принял опять невозмутимый вид, бросив на крестьян взгляд, полный презрения.
Полоумный малый, бывший все еще на службе у графа де-Монтестрюка, подвел поджарую лошадь пандура. Он сел верхом, не спеша, и поехал, высоко подняв голову, но весь зелёный от гнева и с пылающим взором.
Когда он завернул за угол стены, Агриппа положил руку на плечо графу Гуго и сказал: