Деревенский Зорро,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет! Долги я всегда отдаю. Тем более у тебя положение сейчас непростое… Живёшь на одну пенсию. А потом ты же сказал, пока не отдам долг, с философскими разговорами к тебе не подходить… А мне так хочется с тобой обсудить один вопрос!..

Кузнецов засмеялся:

– Вон, что тебя мучает. Ну, ладно. Раз долг вернул, давай обсудим твой вопрос. Вот и Егор Ильич поможет.

На лице у Евсикова расцвела улыбка. Он вытащил из кармана бутылку самогона:

– У меня тут расчёт за халтурку… Как вы смотрите, это нашей беседе не помешает?

Николай Фёдорович посерьёзнел:

– А вот это, Алексей Дмитриевич, для настоящего философского разговора лишнее. Не надо превращать его в пьяную болтовню. Да и вообще, пить в рабочее время – дурной признак.

– Всё! Понял, понял… – забормотал Евсиков, убирая бутылку. – Я предложил ради приличия… Сам понимаю: эта гадость губит душу и мозги… А меня донимает вот какой вопрос. Вчера по телевидению какой-то диктор-недоучка пытался обгадить наши колхозы и доказать, что частный сектор экономически более эффективен, чем общественный.

– Ну, и как он это доказывал?

– Вот в этом и вопрос! Он сослался на то, что корова частника в два раза больше даёт молока, чем корова из колхозного стада!

– Ну, и что здесь не так? – заинтересованно спросил Ерохин. – Своя корова действительно молока даёт больше!

– Так речь же идёт об экономической эффективности! Он что, этот недоучка… нас за идиотов держит? Если судить по его доводам, то двести личных коров дают столько же молока, сколько четыреста колхозных… Так?

– Ну, так…

– Хорошо. Но ведь четыреста колхозных коров обслуживают десять человек, а двести коров с личного подворья двести хозяек!.. Вот вы мне и разъясните, где здесь большая эффективность?!..

Кузнецов и Ерохин активно включились в дискуссию. На этом их и оставим, в полной уверенности, что эти сильные люди, оставшиеся не у дел, не станут предаваться унынию и опускаться в пьянство. Настоящий мужчина дело себе всегда найдёт.

А их удачливый соперник Краснов Валерий Иванович руководил в селе недолго. Вадим Бурлаков выполнил своё обещание. Кавказская группировка, о которой он говорил другу, была намного опаснее преступных сообществ, созданных в последние годы во всех населённых пунктах глубинки. В её подчинении были рынки, сервисные мастерские, магазины, базы и тому подобное. Но вся эта видимая часть их деятельности была лишь ширмой, за которой протекала широкая торговля наркотиками и оружием. Огромные суммы денег позволяли этой группировке иметь своих людей в аппарате власти, милиции, прокуратуре, в судах и даже в Федеральной службе безопасности. По мере того, как многочисленный аппарат чиновников становился всё более коррумпированным, деятельность наркоторговцев расширялась.

Все последние годы Вадим Бурлаков, возглавлявший отдел по борьбе с распространением наркотиков, испытывал со стороны этого "синдиката" невыносимое давление. Казалось бы, он пресекал все попытки подкупить его людей. Но всё больше и больше убеждался: информация из отдела уходит. И человеку, поражённому смертельным недугом, от этого становилось ещё тяжелее. Осознавать, что совместный труд сводится на нет предательством, было невыносимо. Он подозревал своего молодого заместителя, но времени для того, чтобы разоблачить мерзавца, у него не осталось.

И всё же перед тем, как лечь в онкологический диспансер, Бурлаков провёл последнюю операцию и нанёс этой группировке ещё один удар. В связи с резким ухудшением состояния здоровья он не стал, как положено, сдавать дела и должность. Просто передал своему преемнику ключи и секретные документы по общей описи.

Новый начальник отдела знакомился с содержимым личного сейфа Бурлакова самостоятельно. Среди прочих нашёл он здесь и документы по "информаторам", благодаря которым отдел провёл несколько успешных операций. Они указывали на вербовку агентов из числа членов преступного сообщества. В числе прочих был и "информатор" Краснов Валерий Иванович.

Руководители "синдиката" не стали проверять подлинность этих документов. Слишком большие деньги на кону, и риск тут не уместен. Всех, замеченных в связях с ФСБ, было решено устранить физически. Это значительно ослабляло региональную часть "синдиката", зато страховало её от провала.