– О! Очухался, – сказал тот, замахиваясь свободной рукой.
– Стой! – скомандовал Юрий. – Ты его так в больницу отправишь! Вадя, шокер!
Из хватки Николая Анатольевича выдернули руку, кто-то коснулся его ключицы, затрещало и страшная боль пронзила все тело, заставляя позвоночник изгибаться в обратную сторону, руки, ноги скрутила судорога и… провал.
Сознание вернулось мгновенно. Это как моргнул. Только когда закрывал глаз, все тело сковывала страшная боль и трясло. А открыл – боли уже нет, лишь немного ломит, но голова ясная. Вот только конечности плохо слушались, шевелить трудно. Сколько был в отключке, непонятно. На столике уже выложены в стопку все бумаги из портфеля. Юрий достает со дна три пачки денег. Одну – сунул в карман, вторую – кинул широкоплечему Вадиму, третью – Володе с квадратной челюстью.
«Тридцать тысяч баксов. Все, что осталось с поездки. Когда уезжал, было более восьмисот», – подумал он, с какой-то внезапной апатией наблюдая, как его грабят. И как не образоваться этой беспомощной апатии, если против тебя в собственном доме твоя собственная жена и три мужика, каждый из которых гораздо сильнее в рукопашном бою, к тому же вооруженных электрошокером и Бог его знает еще чем. «Во, мой бумажник у носатого, – мысленно констатировал он. – Деньги достает, карточки, визитки. Надо было отдать его цыганке, а не этим сволочам». Воспоминание о цыганке возникло ни с того, ни с сего, мимоходом и как само собой разумеющиеся.
Выпотрошив на столик бумажник, Юрий отодвинул карточки с визитками в сторону и, из образовавшейся кучки денег, вытащил несколько купюр, которые вложил обратно.
– Здесь две пятьсот, – сказал Юрий, передавая бумажник широкоплечему Володе. – Это ему. Остальное забирайте. Теперь, вроде, все.
– Погодь! – сказал Вадим и обратился теще. – Хозяюшка, бухло есть?
Та принесла бутылку, передала Вадиму, вышла в кухню.
– Да вы что! – воскликнул тот, разглядывая бутылку. – Такую вещь на этого переводить? Проще ничего нет?
– Нет. Нет времени. Пусть подавится! – сказал Юрий.
– Гы, гы, гы, – засмеялся Вадим и подошел к распластанному телу.
Он присел на корточки, схватил Николая Анатольевича за ворот плаща, приподнял, уперся коленкой в спину, больно заломил назад руки и взял в захват мертвой хваткой. Володя уселся лежащему на колени, одной рукой вцепился в нижнюю челюсть, другой надавил на лоб, запрокидывая голову. Юрий открыл бутылку и поднес горлышко к губам лежащего. Николай Анатольевич успел разглядеть название на черной этикетке «Camus X.O.» «Знакомая вещь. Из моих запасов», – подумал он. Сдавили пальцами челюсть у основания, рот открылся и туда с бульканьем полилось. Николай Анатольевич любил коньяк, но не до такой степени, чтобы пить насильно и в подобной компании. Поэтому он дергался, языком выталкивал попадавшую в рот жидкость, стараясь стиснуть зубы.
– Не хочешь пить, тварь? – Юрий, перестал лить. – Такой хорошей вещью брезгуешь… Да куда ты денешься?!… Вова, поджарь его! Только немного.
Послышался треск и опять страшная боль, судороги. Но длилось это недолго. Сознания не терял. Лишь немного помутилось в единственном открытом глазу. Потом боль стала уходить, но тело продолжало еще дергаться приступами конвульсии. Ему опять открыли рот и продолжили вливать коньяк. На этот раз он не сопротивлялся. Проглатывал все. А мерзавец Юрий приговаривал при этом:
– Ну как? Вкусно ведь? Да? Пить не хотел… Сейчас выпьем за маму… Умница. Теперь за папу… Вот лапонька. Хороший мальчик.
Вливание коньяка продолжалось до тех пор, пока у Николая Анатольевича не стали появляться явные позывы к рвоте.
– Хватит, – сказал Володя, – а то он все выблюет.
– И ладно. Почти всю уговорил, – Юрий, убрал бутылку. – Теперь все. Тащите это отсюда!
Его подхватили под руки, подняли и поволокли к выходу. С заплетающимися ногами, собрав последние силы, он с мычанием вырвал одну руку, пытался освободить другую. Опять смешок: «Гы, гы, гы», и голос Юрия: «Напился – веди себя прилично!» Какая-то возня и опять его голос: «Стой! Не бей! Дай мне напоследок!»
ebooksa